Возглас восхищения пронесся над залом и один отчаянный вскрик так и остался бы незамеченным, если бы Эррегор не продолжал смотреть на свою женщину. Она побледнела, прижала к лицу ладони, вскрикнула беспомощно и упала прямо на руки проклятому девину. Тот подхватил ее и понес к выходу.

Эррегор бы и рад кинуться следом, да уже нагоняло жаром от меняющихся тел, уже один за одним вскидывались и изгибались человеческие ипостаси, меняя свой облик. И через миг перед троном высились пять драконов.

— Давай, сынок, — тихо молвил Эррегор и вскинул руки, выгибаясь, а за ним вскочил, оборачиваясь, Дастиан.

Красивый он дракон, хоть еще и небольшой, чешуя золотистая, ну прямо как у деда Бальденора. У отца его, Хазадара, чешуя тоже светлая, но блеклая какая-то, цветом похожа на раскаленный песок. Сагидар хорош с его багрово-красной чешуей — на солнце горит, как костер в ночи пылает. Сам Эррегор был черным как ночь, а брюхо с огненными переливами, и когда он летел, казалось, будто это лава стекает по черному горному хребту.

Драконы Огня склонили могучие шеи перед обоими Огнедышащими, Дастиан смущенно шевелил крыльями и постукивал шипастым хвостом так, что амиру пришлось незаметно припечатать его своим — незачем подданным видеть будущего амира в таком смятении. Пусть учится собою владеть, будущему Владыке Андалурсии это умение ох как пригодится.

А потом всех гостей пригласили в зал, где их ждало угощение и музыка, а Эррегор, не выдержав, ринулся в сад, куда понес на руках красавец-девин его любимую.

Он нашел их в дальней беседке и гнев, как огонь, струями потек под кожей, вызывая в голове очередное извержение. Тона рыдала на груди девина, время от времени горестно повторяя:

— Что же нам теперь делать, Рас? Что нам теперь делать?

А тот негодяй гладил ее волосы и приговаривал:

— Не плачь, Тона, мы что-нибудь обязательно придумаем, я тебе обещаю.

Обещает он. У Эррегора даже в глазах помутилось, он ворвался в беседку и рыкнув испуганному девину: «Вон!», схватил Тону за плечи и впился в нее безумным взглядом. А она, увидев амира, еще горше расплакалась, обняла за шею и давай ему лицо целовать, и глаза, и виски. И куда и делся весь гнев, стек как вода, Эррегор стиснул ее в объятиях, едва не раздавив и хотел поцеловать, но она не давалась, а лишь обнимала его, гладила по лицу и повторяла его имя, как заклинание.

В беседку ввалился хмурый девин и, не глядя на них, сказал куда-то в сторону:

— Ваше величество, сюда идет амира Алентайна. Думаю, мне следует увести сенору Верон.

— Останься со мной, Тона, — приказал Болигард, — и мне все равно, что она скажет.

— Ты женат, Эррегор, — отвечала его любимая женщина, пряча глаза, — и пока у тебя есть жена, мне возле тебя нет места. А любовницей я твоей не буду, великий амир. Потому что люблю тебя.

Она вышла из беседки, подала руку геронцу и они направились к замку, а навстречу им со стороны замка к беседке шла Алентайна. Тона и ее спутник поклонились амире, посторонившись на дорожке, и потом оба растаяли в темноте ночного сада.

Эррегор прислонился лбом к деревянному брусу и закрыл глаза. Алентайну видеть ему не хотелось.

Амир пил уже третий час, а тупая саднящая боль в груди так и не проходила. И кто его проклял перед Небесным Богом, почему не имеет он права хоть на крохотный кусочек счастья, что другим достается с избытком? Все отнято у него и даже Тона не хочет с ним быть из-за того, что есть у него законная жена, а что Небесный Бог сочетал, не людям то разлучать.

Это же повторяла ему и Алентайна, высокомерно вскидывая брови посреди беседки, а он даже глаз на открыл. Молча выслушал, встал и, так и не глядя на нее, поклонился и ушел. Он всегда был с ней вежлив, и на супружеском ложе тоже, потому что никогда ее не любил и не полюбит.

Эррегор пришел в тронный зал, приказав принести того крепкого настоя, который ему в дубовых бочках привозили из Лаэля. Недаром он так благоволит к Лаэлю и его королю Гастону, такое маленькое королевство, а сколько пользы! Тут и старый друг пришел поддержать, они вдвоем развернули трон Алентайны, и теперь Сардим сидел напротив с кубком и сочуственно глядел на амира.

Ну хоть с другом повезло. Эррегор хотел плеснуть себе еще огненного настоя, но обнаружил лишь пустую бутыль, а ведь это уже вторая.

— Сейчас, Сардим, здесь должна быть еще, — он перегнулся через подлокотник трона, а когда повернулся с полным бутлем, Сардима уже не было. Вместо него на троне сидело неизвестное чудище с зеленоватой чешуей и короткими лапами, которые чудище прижимало к груди. Его плоский хвост был подмят под зад и служил чудищу вместо подстилки.

— Надо же, совсем допился, — закряхтел Эррегор, поднимая бутыль и наливая настой в кубок, — уже и иллюзии являться начали. Это ж теперь до утра развеиваться будут.

Иллюзия вовсе не мешала Эррегору, а вот куда подевался старый друг, его начинало интересовать все больше и больше. Иль по нужде пошел, но как же смог проскочить так незаметно, ведь он лишь на миг отвернулся?

— Что смотришь, — проворчал амир, с шумом делая глоток, — ну ладно, не обижайся, что ты материализовался. Худо мне, выпил я много, вот ты и привиделся, бывает.

Тут чудище хмыкнуло, булькнуло и издало странный мычащий звук. А затем скосило на амира свои глубоко посаженные глазки так, что Эррегор от неожиданности поперхнулся и закашлялся. Он вытер губы ладонью и отставил кубок на импровизированный стол, который они с Сардимом соорудили из зятьевого эрдаманского трона. Что-то во взгляде чудища показалось амиру удивительно знакомым, а то, что илюзии не разговаривают, он знал совершенно определенно.

— Сардим, ты, что ль? — подозрительно прищурившись, спросил он у чудища. Иллюзия снова скосила глазки и, как показалось амиру, булькнула достаточно обреченно.

Эррегор закинул голову и захохотал. Он хватался за бока, бил ногами по эрдаманскому трону, утирал слезы и снова хохотал. Потом как будто успокаивался, а затем, увидев как пылают гневом глубоко посаженные глазки, еще сильнее заходился от хохота. Наконец он успокоился и, полулежа на троне, принялся отчитывать девина:

— А вот сам виноват, старый ты дурак, это все твое зелье, никак с ним не угомонишься. Ну зачем тебе быть драконом, а? Да ты посмотри на себя, это же посмешище какое-то! Будь ты лучше уважаемым девином, хватит седины-то позорить!

И тут зеленое чудище раззявило пасть и из нее пошел серый дым. Чудище смотрело на дым с явным недоумением и досадой.

— Погоди, ты что, еще и Огнедышащий? — изумленно спросил Эррегор и захохотал так, что сполз на пол, обхватив голову и весь сотрясался, как в судорогах.

Зеленое чудище с достоинством высилось на троне и помахивало плоским и голым хвостом — ни шипов, ни бугров тебе, ничего на том хвосте не было. Наконец Болигард смог выдавить из себя стон, смешанный со всхлипом: