много времени, чтобы успокоиться. А когда заявились копы, разговор с ними вела в основном Марин. Благодаря ей его так и не арестовали. «Марин, ты единственный оставшийся в этом мире человек, которому я доверяю».

Этот момент, вероятно, оказался ближе всего к тому, что они когда-либо говорили о той ночи, причем совершенно непреднамеренно.

Склонившись к ней, Сэл начал медленно раздевать ее. Его глаза наслаждались видом обнаженного тела, виденного им последний раз на узкой кровати своей студенческой квартиры. Он тоже разделся, и вид его тела порадовал Марин. Оно практически не изменилось с тех пор, как она в последний раз видела его. Разве что волосы стали чуть гуще, а сам Сэл — мускулистее. Он уже не юный студент. Как и она.

Путаясь в простынях, они снова припали друг к другу, но через мгновение он приподнялся и, тяжело дыша, спросил:

— У тебя есть что-нибудь?

Марин не сразу поняла, о чем он спрашивает. Уже так давно никто не задавал ей этот вопрос… Она не принимала противозачаточные таблетки лет с тридцати — именно тогда они с Дереком начали активно пытаться завести ребенка.

— Нет, ничего не надо, — она вновь притянула его к себе, — все в порядке.

Для рождения Себастиана понадобилось четыре раунда ЭКО и сто тысяч долларов. Ее не беспокоило то, что могло произойти сегодня. Она осознавала лишь то, что уже долгое время не нуждалась так отчаянно в чем-либо или в ком-либо.

Сэл медленно вошел в нее, пожирая ее глазами. Как же приятно ощущение полноты, полноты жизни, сменившей наконец внутреннюю пустоту! Она самозабвенно растворилась в их слиянии, оказавшимся лучше воспоминаний. Они оба стали лучше воспоминаний. Нежное начало и почти необузданная животная страсть в конце — именно в этом она и нуждалась.

…Он уже одевался, когда она засыпала в хаосе смятых простыней. На улице начало темнеть. Наклонившись, Сэл припал к ее губам поцелуем, долгим и настойчивым, наполненным невысказанными словами и желаниями, которые, как она теперь понимала, никогда не ослабевали, хотя и подавлялись его волей.

Она тоже поцеловала его, точно зная, что так они целуются последний раз. Расставшись много лет назад, они не знали, что их последний перед расставанием поцелуй окажется последним.

Но сегодня Марин точно знала. Этого не должно повториться.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— И я люблю тебя, — она улыбнулась в тусклом свете, погладив его по щеке.

Одни и те же слова, но в устах каждого из них они означали совершенно разное.

* * *

Час спустя, когда ее разбудил мягкий телефонный звонок, в спальне уже стемнело. Рингтон отличался от «Шэдоу». Так звучали ее обычные сообщения. Дерек наконец-то удосужился объявиться, и Марин, приподнявшись на локте, прочитала его послание.

Привет, задерживаюсь в Портленде еще на ночь, приглашен на ужин с инвесторами. Жаль, что нельзя отказаться. Буду дома завтра вечером.

Ложь. Ложь, ложь, ложь. Он уже не в Портленде. Вероятно, только что добрался до отеля в Сиэтле, того самого, что стал их «любимым».

Не переживай. Ведь за это они и платят тебе большие бабки.

Буду к ужину завтра вечером, обещаю. Забронируй столик в любом ресторане, где тебе хочется поесть. Порадую тебя приятным сюрпризом:)

И самое обидное, что действительно порадует. Из последней поездки в Портленд он привез ей пару высоких фирменных сапог. Без всякого повода типа дня ее рождения или Рождества. Он заметил их в витрине «Нордстрома» и купил для нее «просто так». Что же, интересно, будет на сей раз? Сколько он потратит, чтобы облегчить чувство вины? Если он вообще испытывал вину. В отличие от Марин — ведь чувство вины за последний год для нее стало привычным; оно пронизывало все ее мысли, чувства и дела. Теперь же она почувствовала, как возвращается ярость, просачиваясь сквозь все ее поры. Она приветствовала ее. Ярость выдавила все ее бредовое смятение. Гнев помог ей принять сложное решение.

Вооружившись телефоном, Марин позвонила Сэлу. Когда он ответил, «блютузу» понадобился лишний момент для подключения, дав ей понять, что он за рулем.

— Привет. Ты в дороге?

— Да. Что случилось? — спросил Сэл. Эти три коротких слова уже определили иные отношения между ними, как будто он настороженно готовился к ее реакции на их любовные игры. Но она пока не готова говорить о них.

— Я хочу встретиться с твоим парнем, — быстро сказала Марин, — допуская, что мы говорили серьезно.

Он ответил практически мгновенно, и вовсе не: «Нет, Мар, я же пошутил», — как она отчасти ожидала.

— Нет необходимости. Я сам могу поговорить с ним от твоего имени.

— Нет. — Марин подошла к окну спальни и выглянула во двор. Солнце уже село, и она смогла разглядеть лишь темные силуэты деревьев. — Мне необходимо встретиться с ним лично. Я не буду ничего заказывать, если не смогу сама встретиться с ним. Это неправильно.

Молчание. Она знала, что Сэл слышал ее и по-прежнему оставался на громкой связи.

— Хорошо, я все устрою, — наконец ответил он. — Я планирую выехать отсюда завтра около шести вечера, так что вернусь чуть позже девяти. И назначу ему встречу с нами…

— Не с нами, а со мной. Сэл, я должна сделать это сама. И как можно скорее, пока не растеряла свою решимость.

Осознав собственные слова, Марин вдруг подумала, что, возможно, стоит подождать до завтра. Может быть, вероятность того, что завтра она струсит и передумает, как раз хороша. Поскольку то, что она планировала, совершенно безумно.

Мгновения проходили, а Сэл молчал. Она знала, что он еще на связи. Слышала шум движущейся машины, как тихий фон и легкий отзвук соединения через «блютуз». Задумалась, уж не пожалел ли он о своем предложении, открывшем ей путь к сомнительной сделке. Сэл всегда действовал окольными путями, более бунтарскими, немного незаконными, в то время как Марин летела к цели прямо, как выпущенная из лука стрела.

— Я свяжусь с тобой, — просто ответил он, и после короткого прощания, полного невысказанных слов, они разъединились.

Через час Сэл прислал ей сообщение: