Без сомнения, то же самое произойдет и со мной. Не знаю, есть ли здесь что-то вроде НКВД, но полиция, безусловно, имеется – Золотая Стража, наделенная правом проверять документы даже у дворян, ничем иным, кроме полиции, оказаться не может. И у нее есть шпики. Может быть, и сумасшедшие дома отыщутся…

Грайт, безусловно, пресечет все попытки поболтать с окружающими. Но даже если смилостивится, во что верится плохо, что я узнаю из разговоров? Да ничего полезного. Как и из подслушанных разговоров на постоялом дворе или на улицах города, в который, по словам Грайта, лежит наш путь. Нет книг – значит, нет и библиотек. Да и ничем мне бы не помогла самая лучшая в этом мире библиотека наподобие нашей Ленинской, чертов вигень на шее вряд ли наделил способностью читать на здешнем языке – знаки на циферблате часов, уж никак не уравнения высшей математики, тому примером, я на них смотрел как баран на новые ворота…

Как ни изощряй мозги, итог неутешительный: выбора мне не оставили. Либо я со всем прилежанием буду участвовать во всем этом, либо застряну здесь навсегда, а при одной мысли об этом дрожь прошибает. Одно утешает: я в чуждом мире, враждующие стороны мне одинаково чужды, да и неизвестны толком, так что особых моральных терзаний испытывать не следует. Если подумать…

Что-то произошло. Очнувшись от нерадостных мыслей, я поднял голову и хотел было натянуть поводья, но Шупташ остановился сам. Я поймал себя на том, что шарю рукой по пояснице в поисках кобуры пистолета, оставшейся далеко позади. Грайт и Алатиэль тоже придержали коней.

Впереди, метрах в пятидесяти, посередине тропы стояло кошмарное чудовище.

При внимательном рассмотрении не такое уж кошмарное, но удивительное – точно. Косматая громадина раза в два повыше всадника, на коротких толстых лапах, именно лапах – ноги заканчивались не копытами, а натуральными лапами с грязно-желтыми широкими когтями. Все покрыто густой светло-коричневой шерстью, спина покато опускается к задним лапам, налево свисает нечто вроде гребня из почти черной шерсти. А вот высокие острые уши – розовые, голые. Шеи, такое впечатление, нет, массивная башка растет прямо из туловища, огромные, с тарелку, глаза желтые, немигающие, с черным вертикальным зрачком – форменные змеиные, разве что круглые. Больше всего напоминает мамонта, только почти до земли опущены три хобота в коричневых кольцах, меж которыми торчат щетками длинные пучки шерсти, – а по сторонам хоботов почти прямые, с небольшим загибом вверх, толстые короткие бивни грязно-белесого цвета, неприятно остроконечные. Какой пистолет, даже если бы он остался при мне, тут пулемет нужен с полной лентой или диском, а еще лучше – сорокапятка…

Кони похрапывали, переступали с ноги на ногу, стригли ушами – но не выглядели испуганными. Слегка подстегнув коня, я встал рядом со спутниками, на лице Алатиэль (и, что важнее, Грайта) не увидел ни малейшей тревоги – скорее уж, легкую досаду. Прервав молчание, чудище подняло все три хобота и протрубило гулко, коротко, – но и тогда кони не всполошились, а выражение лиц спутников не изменилось, что позволяло строить определенные догадки…

Я вздрогнул от неожиданности: над самым ухом раздался вопль, достойный куперовских индейцев:

– Йю-ху-у-у!

Это Алатиэль. Дав коню шенкеля, она одним махом коротким галопом одолела половину расстояния, отделявшего нас от чудовища. Достала что-то из седельной сумки и высоко подняла – длинный стержень, вроде бы бронзовый. В следующий миг с его конца сорвался шар зеленого света, размером с футбольный мяч, взлетел высоко над ее головой и лопнул с оглушительным звоном, разбрызгавшись мириадом тут же растаявших капелек. И еще один, и еще…

Чудовище проворно развернулось на месте, вздымая пыль, припустило прочь, бухая толстенными лапами так, что земля тряслась. У него обнаружился мохнатый хвостик наподобие сусличьего. И быстро скрылось с глаз.

Алатиэль вернулась к нам, улыбаясь во весь рот, бросила весело:

– Ну как я его?

– Как обычно и бывает, – сказал Грайт терпеливо, как обычно с ней держался. – Алатиэль, не было необходимости подъезжать так близко. Они сейчас не опасны, но у этого мог оказаться особенно скверный норов…

– Вряд ли, – безмятежно возразила Алатиэль. – Что я, первый раз с ними встречаюсь? Просто до этого не приходилось самой… Он не встопорщил гребень – значит, был не зол…

– Хорошо, – ровным голосом сказал Грайт. – Ты прямо-таки принцесса Ронтана, дева-витязь…

И тронул коня. Я подхлестнул своего, и мы поехали стремя в стремя. Я спросил:

– Что это за тварь была?

– Моранг, – сказал Грайт. – Травоядный. Только дважды в год, в сезон гона, лучше не попадаться ему на глаза – он тогда бесится, кидается на любое живое существо, которое увидит. На них не охотятся – по стариннейшему поверью, на убившего моранга обрушится шестью шесть несчастий. Так и не нашлось смельчаков, решивших проверить на себе поверье… В вовсе уж незапамятные времена, когда люди бродили дикими ордами, некоторые племена морангу поклонялись как божеству: ставили изображения – деревянные давно истлели, а каменные кое-где и сохранились. Проводили всякие церемонии, приваживали морангов едой… – Он усмехнулся. – Такова жизнь, Костатен, – часто нечто омерзительное на вид мирное по своей натуре. И наоборот. Разве в твоем коэне не так обстоит?

– Часто именно так… – признал я.

И вспомнил самого благообразного старичка, какого в жизни видел, – учителя зоологии на пенсии. Добрейшее лицо, благородные седины, мягкие манеры. Дед Мороз, и только. Вот только оказалось, что на немецкую разведку он стал работать еще до Первой мировой – и не оставил этого занятия до самого последнего времени, когда был приперт к стенке неопровержимыми уликами…

Вскоре – так прикидывая, километров через пять – мы выехали на необозримую, конца-края не видно, равнину, поросшую до горизонта кудрявыми зелеными кустиками с гроздьями маленьких красных цветов. Невысокие, не достигавшие лошадиных колен, они росли негусто, так что кони пробирались сквозь них без труда, раздвигая с шорохом. Грайт достал большой компас в бронзовой оправе – как я заметил, размеченный на шесть сторон света, – сверился с вычурной стрелкой и уверенно поехал впереди. Равнина казалась бесконечной – красивое зрелище, но очень уж однообразное, бескрайнее зелено-алое море…

Я первым заметил над равниной слева колонну каких-то овальных предметов, летевших наперерез нам довольно быстро – и совершенно беззвучно. Окликнул:

– Грайт, слева…

Он посмотрел в ту сторону и небрежно махнул рукой:

– Нечего опасаться. У Золотой Стражи совсем другие лайтаны. Купчишки, ясное дело, не стоит и обращать внимания…

И спокойно поехал дальше – а за ним и я. Овальные предметы приближались со скоростью неспешно ехавшего велосипедиста, и вскоре я рассмотрел, что это летучие корабли – больше похожие на баржи без мачт, бокастые, с острыми носами и плоскими днищами, сколоченные из длинных светлых досок. Держались они метрах в десяти над равниной, и, когда оказались близко, я услышал бряканье струн непонятного музыкального инструмента. Несколько голосов – похоже, хмельных – тянули не в склад и не в лад, но с большим воодушевлением, как это часто с пьяницами бывает, веселую песню. То ли мой вигень был беспомощен перед рифмами, то ли в песне было много специфически местных словечек, но в потоке слов я понял далеко не все: широка задница у моей милашки… если будет дождик, приютит нас амбар… Ну, у нас в застольях поют тоже не шедевры мировой поэзии…