– Да их и не видно совсем, – удивилась я.

– Это сейчас не видно, – отмахнулась мамуля – а там, при большом свете, ой как видно будет! Так что ищи!

Можете себе представить мое удивление, когда треклятый шарфик нашелся у меня в комнате! Мамуля, не слушая моих клятвенных уверений, что в жизни я этого шарфика в глаза не видела, и вообще никогда бы такую фигню на надела, вырвала его у меня из рук, красиво задрапировала шею и схватила уже с полки толстенный словарь русского языка под редакцией Ожегова, чтобы запустить в меня, но остановила руку в полете, потому что в дверях комнаты возник Петр Ильич, глядевший на нас с тихой укоризной. Мамуля мигом присмирела: «Иду, иду, Петруша!» – и вылетела из комнаты, шурша платьем.

В первый раз в жизни я почувствовала к нашему гостю некоторую признательность. Они еще долго возились в прихожей, и, когда я вышла, чтобы запереть за ними дверь, оказалось, что в прихожей кроме моей сладкой парочки толчется еще Ираида. Как-то незаметно она просочилась.

Прихожая в нашей квартире не то чтобы очень маленькая, но когда в ней находятся четыре взрослых человека, там не развернешься. Ираида, снимая пальто, случайно заехала локтем в глаз Петру Ильичу. Он вскрикнул, а она даже не извинилась. Взглянув на нее повнимательнее, я заметила, что Ираида находится в крайней степени раздражения. Это наводило на тревожные мысли – как бы они с мамулей тут в прихожей не разодрались из-за своего Петеньки.

– Мы уходим, – процедила мамуля, давая понять Ираиде, что она тут лишняя.

Возмутившись таким хамством, я немедленно стала усиленно приглашать Ираиду остаться и выпить со мной кофе.

– Миленький такой шарфик, Лена, – машинально проговорила Ираида, думая о чем-то своем, – и к цвету лица подходит…

Шарфик был с зеленоватым отливом, и мамуля тут же сделалась от злости такого же цвета.

– Батик… – прошипела она, – ручная работа… двести долларов стоит.

Мы с Ираидой дружно пожали плечами.

– Лялечка, мы опоздаем! – донесся жалобный голос Петра Ильича из кабины лифта.

Мамуля окинула нас на прощание уничтожающим взглядом и удалилась наконец.

– Слушай, Ираида, ну зачем ты ее злишь? – начала я, когда в квартире наступила относительная тишина и кофе стоял на плите. – Сама же видишь – у них полное взаимопонимание. Откровенно тебе скажу – мне этот Петр Ильич не очень-то нравится, но раз мамуля находит его интересным – да пускай общаются! Думаю, тебе вряд ли тут что-то светит… Уж извини за прямоту.

– Да? – вскричала Ираида. – Если хочешь знать, если бы я только захотела… Мы с ним знакомы тоже очень давно…

– С какого времени? – почему-то спросила я, хотя мне это было неинтересно.

– Ну, лет пятнадцать назад, когда он в Ленинград приезжал из своего Зауральска.

– Слушай, а кто он вообще? – заинтересовалась я. – Семья у него есть – жена, дети?

– Раньше не было… и сейчас нет, – уверенно проговорила Ираида, – я такие вещи чувствую.

Это верно, ни одного своего прошлого мужа Ираида не уводила из семьи, она всегда подгадывала момент, когда они находились, если можно так выразиться, «под паром» – да простят мне подобную крестьянскую терминологию! – то есть от одной жены уже ушел, а другую еще не нашел и временно отдыхает. Тут-то и подворачивалась им всем наша Ираида.

– Где работает – понятия не имею, – продолжала Ираида, – сюда приехал по делам каким-то…

– В командировку, что ли? – уточнила я.

– Ну не то чтобы в командировку, раз временем не ограничен… Да если хочешь знать, он вообще ко мне в гости приходил! Я даже предлагала ему у меня поселиться.

– А он отказался? – развеселилась я.

– Сказал, что неудобно – что люди, мол, скажут? А здесь все-таки ты еще живешь, не так неприлично…

– Ой, какие мы нравственные! – усмехнулась я. – А я думаю, он просто испугался. Если бы он у тебя поселился, то ты бы уж его выпустила только через ЗАГС…

– Неужели ты так плохо обо мне думаешь? – возмутилась Ираида. – Никого еще силой жениться не заставляла…

– Ладно, не обижайся, мне-то что… – примирительно заговорила я, следя за кофейной пеной, поднимающейся из джезвы, – но каков старый греховодник? Прямо Дон Жуан какой-то! И что вы в нем нашли?

– Да я сегодня вовсе не из-за него пришла! – Ираида оттолкнула меня от плиты и ловко подхватила джезву, не дав кофе убежать.

– Меня решила навестить, что ли?

– Вот именно! – Ираида сорвалась в прихожую и вернулась, держа в руках газету с моей последней статьей: – Александра, скажи на милость, что это такое?

– Моя статья…

– Вижу, что статья! И что это ты в ней расписала про соседку, которая подозревает, что Алевтину убили?

– А что, разве нет? – невинно спросила я. – Разве не ты вот на этой самой кухне утверждала, что все очень подозрительно? «Тайну могилы» вспоминала, Мишель Пфайффер в пример приводила…

– Отстань! – Ираида одним глотком отхлебнула полчашки кофе, подавилась, закашлялась и окончательно рассердилась: – Заварила ты кашу! От этих статей полиция, видимо, зашевелилась – начальство им хвост накрутило. А начальству еще какое-нибудь начальство накрутило. И пошло-поехало. Значит, приезжают ко мне двое и везут в полицию на допрос.

– Ужас какой! – вскричала я. – Так прямо из дома и взяли?

– Ну, вежливо, конечно, как умеют, проводили там в комнату, сижу. Приходит мужик такой наглый, представляется капитаном Слезкиным и – раз передо мной газету на стол! С какого, говорит, перепуга, вы, гражданка Коростель, все это выдумали?

– Кто это – Коростель? – тупо переспросила я.

– Это я пока еще Коростель, – смущенно ответила Ираида, – по четвертому мужу… Паспорт сейчас так трудно поменять…

– Ну надо же! – фыркнула я. – Коростель… А что – даже оригинально… Ну, и что дальше-то было?

– Этот Слезкин – тот еще фрукт, наехал на меня как танк! Сначала кричит, что у меня бред и выпадение сознания, раз такую ерунду я журналистам рассказываю.

– Так и выразился? – уточнила я.

– Ну примерно, смысл такой был. Я, конечно, понимаю, человек он молодой, едва за тридцать будет, ему все женщины под пятьдесят старухами кажутся.

На самом деле Ираиде было не под пятьдесят, а уж давно за. Сами посудите, если даме нет еще пятидесяти, станет она называть вслух так ненавидимое ею число «пятьдесят»? Но я смолчала, чтобы еще больше не расстраивать Ираиду.

– Потом он переключился на другое. Якобы все, что я тебе сообщила, – секретные сведения, и я, значит, нарушила тайну следствия. Теперь, мол, преступники прочитают газету и поймут, что не удалось выдать смерть Фадеевой за несчастный случай. Они затаятся, и концов в этом деле никогда будет не найти. В этом виноват мой длинный язык, и поэтому полагается даже за такое уголовная ответственность.