Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В чьей зарплате? Племя чего? Камней? — простонал Питер, видимо, так и не сумев задремать. — А камни-то тут при чем?
Старик пропустил его вопросы мимо ушей и продолжил:
— Греппы — это вам не какие-то там проходимцы, у которых мозгов хватает только на то, чтобы ползать по болотам и таиться в лесных чащобах...
— Слушайте, дедушка, вам или лечиться надо, или в школу идти, — проворчал Питер. — Вы ведь совсем не умеете разговаривать по-человечески. Я понимаю, конечно, что возраст дает о себе знать — мой дед Томас, к примеру, в восемьдесят лет ведет себя, как пятилетний ребенок, и заговаривается. Но даже он не придумывает таких невразумительных слов, как вы. Что еще за греппы? С кем они воюют?
— Греппы ни с кем не воюют, греппы, да будет вам известно, поэты. Они выше всяких войн. А потому всяческие изыскания и пристрастия к диким, малоизведанным местам оставляют их равнодушными. Сравнивать греппов с какими-то грязными колонистами — это все равно что равнять влиятельных ярлов с деревенскими старостами. Сам Хальвдан Рыжебородый почитал за честь пригласить меня в свой дом, а вы пытаетесь настолько унизить меня, что предлагаете разбираться в каких- то картосплетениях. Эйвинд, Скальд Ярлов, тяжко вздохнул. — Конечно, а нашей власти измываться над несчастным узником... но знайте, я протестую! Надеюсь, вы не станете меня пытать?
Нет, пытать мы вас не станем, — вздохнул Генрих. — Можете отдохнуть. Хотите — спите, а хотите — книги почитайте. Видите, какая большая библиотека у Олафа. У него, наверное, и стихи современных поэтов есть. А если вы так любите поэзию, вам будет интересно узнать, как и о чем пишут сейчас в Большом Мидгарде.
Генрих в задумчивости посмотрел на старика. Хотя Эйвйнд из Норддерфера и был одет в джинсы и футболку, его манеры, как, впрочем, и весь вид, выдавали в нем если не пришельца из другого мира, так какого-то грубоватого фермера из местности, невероятно удаленной от центров цивилизации. Фермера, которого приодели и затащили в город силком. Борода Эйвинда неряшливо торчала во все стороны, в длинных волосах запутались стебельки трав, жухлый листок, цветные нитки. В морщинах собралась грязь, из-за чего они казались особенно глубокими. Старик выглядел уставшим и несчастным.
— Знаете, — сказал Генрих. — Вам надо помыться. Пойдемте, я покажу вам, как включать горячую и холодную воду. Олаф, ты не возражаешь, если твой гость искупается?
— Мне все равно. В ванной и полотенце, и мыло.
— Пойдемте? — спросил Генрих Скальда Ярлов.
Старик Эйвинд в нерешительности замялся. Он несколько секунд дулся, кряхтел, затем решился и сказал, пряча глаза:
— Я боюсь.
— Чего же вы боитесь? Гномов здесь нет, вас никто не обидит...
— То же самое говорил Хельги Черный Сигрлинну из Сварингсхауга. А закончилось все тем, что Сигрлинна и его людей всех сожгли, — сказал старик. — Накормили, напоили, а потом сожгли.
— Так вы боитесь, что я вас сожгу? — Генрих рассмеялся. — Перестаньте! В Большом Мидгарде не принято сжигать противников. А тем более если бы я хотел вас убить, так мог сделать это уже тысячу раз! Вы ведь не ярл, зачем мне перед вами хитрить?
— Все равно, — буркнул старик Эйвинд. — Многомудрый Один нас учит:
Прежде, чем в дом
войдешь, все входы
ты осмотри,
ты огляди,
ибо как знать,
в этом жилище
недругов нет ли[2].
— Одна морока с вами, — вздохнул Генрих. — Пойдемте в ванную, сами увидите, что там костер негде развести, разве что весь дом поджечь.
Генрих первым вышел из комнаты, старик задумчиво почесал бороду, потом обреченно махнул рукой и сказал:
— Учтите, я не герой, и, если вы вдруг измыслили коварство, я буду громко кричать и осыпать вас проклятиями. Вы боитесь проклятий?
— Еще бы! Как любой современный человек, — серьезно ответил Генрих. Олаф Кауфман при этих словах только хмыкнул.
Лекция по поводу откручивания и закручивания кранов длилась не меньше получаса. Все это время Эйвинд из Норддерфера непонимающе заглядывал то под ванну, то под умывальник. Когда газовая колонка включалась — в доме Олафа было не электрическое, а газовое отопление, старик испуганно вздрагивал и бормотал заклинания.
— А кто качает воду? спросил он, разобравшись наконец с системой кранов. — Рабы?
Объяснять жителю Малого Мидгарда принцип водопровода было занятием совершенно бесполезным, поэтому Генрих кивнул головой. Старик успокоился.
— Не вздумайте кушать мыло, а главное, когда будете мылить голову, плотно закрывайте глаза — шампунь щиплется. Потом лицо быстренько ополосните.
Через полчаса разрумяненный Эйвинд из Норддерфера — чистый, аккуратно причесанный — живо уминал теплые, только что из духовки, чесночные булочки. При этом он качал головой с видом ценителя и размышлял вслух:
— Хм. Хлеб, начиненный снадобьем. Кто бы мог подумать, что это так вкусно?
Генрих тоже жевал булочку, но не потому, что был голоден, а потому, что старик Эйвинд из опасения быть отравленным заставил его проглотить кусок. Свободной рукой Генрих меланхолично листал атлас мира. Питер Бергман свернулся калачиком на диване.
— Я тут отбросил все эти запутанные нагромождения кеннингов, драконов и карликов, а оставил, на мой взгляд, самое существенное, — сказал вдруг Олаф, направляясь к Генриху. — Посмотри, что осталось.
На листке бумаги довольно корявым почерком было написано:
«Имеем:
— Пересечения трех рек.
— Одна река бурная и быстрая, другая тихая и медленная, третья — неясно.
— Цвет двух рек в месте слияния заметно отличается друг от друга.
— В месте слияния рек находится город или поселок.
— Там. же возвышается гора или холм.
— На вершине горы должно быть что то вроде замка или крепости.
— Из крепости виден город, а из города, наверное, видна крепость.
— Возле горы или по горе проложена «лестница».
— Следует подняться на сто пятьдесят три ступеньки.
— В землю должна быть врыта «дверь» или что- то вроде этого.
— Летом, в определенное время суток, на эту дверь падает свет, но, возможно, дверь светится и сама по себе».
— Тут ошибка, — сказал Генрих. — В последнем пункте. Не в «определенное время суток», а только ночью.
— Да, верно, — согласился Олаф. — Исправь.