Когда он наконец закончил, то в последний раз прижал ко лбу свое правое плечо. Положив дрель, он, даже не взглянув на меня, взял свой пейджер вместе с листком, на который я записала телефонные номера. Развернувшись к висевшему на стене телефону, он принялся по очереди всех обзванивать.

Питер кладет трубку, и мы вновь фокусируем на нем наше внимание. «Я пойду поговорю с ее родными». Резиденты хирургии кивают и кучкой уходят, в том числе и Акаш. «Я позвоню тебе», – беззвучно шевелю я губами, приподняв листок, на котором записан номер его телефона. После этого я иду вместе с Питером и его студентом по коридору обратно в палату Шейлы.

– Как у Артура с ногой? – спрашивает Питер. Пару лет назад мой муж пережил тяжелый перелом большой и малой берцовых костей на левой ноге.

– Все хорошо, временами побаливает.

– Правда? – Он выглядит озадаченным, однако мы уже дошли до палаты Шейлы, так что я не могу у него спросить, почему его так удивляет, что у Артура периодически продолжает болеть нога. Постучавшись, он открывает дверь. Я делаю вид, что не замечаю стоящего у меня за спиной студента. Если я буду его игнорировать, то он не сможет отвлекать меня своими вопросами.

Мы застаем Шейлу в полусидячем положении на кровати, и помимо нее в комнате еще два человека – мужчина и женщина приблизительно одного с ней возраста. Я сразу же понимаю, что это родственники.

– Есть ли подобные проблемы со свертыванием крови у кого-либо еще в вашей семье? – спрашивает Питер. Я удивляюсь тому, что он так резко переходит к делу, однако тут же вспоминаю, что он уже с ними сегодня виделся. Это я пропустила тот разговор.

– Ну, мы думаем, что, возможно, то же самое у нашей мамы, – говорит женщина. – И у брата, может быть, тоже. – Она бросает на Шейлу беглый взгляд. – Мы с ним мало общаемся. – Она качает головой. – Однако все остальные из нашей семьи довольно близки.

У сидящего наполовину в тени в кресле мужчины густая черная борода и бейсболка на голове. Присмотревшись, я замечаю, что у него такое же обручальное кольцо, как и у сестры Шейлы. Значит, зять. На бейсболке изображен гаечный ключ, и я с трудом разбираю в темноте надпись: «FIELDS’ PLUMBING» (водопроводные работы и их фамилия – Филдс, видимо, название компании). Я вспоминаю о записи про семейный бизнес. Может быть, они трое работают вместе.

Питер в малейших деталях описывает предстоящую операцию, рассказывает, как они вырежут ей участок прямой кишки и, скорее всего, проведут колостомию – то есть выведут кишечник наружу через брюшную стенку. Конец ободочной кишки (один из отделов толстого кишечника) переместят на кожу в области живота, и ее толстый кишечник будет опорожняться здесь в специальный калоприемник. Когда я впервые узнала про колостомию, мне было не по себе – более того, мне это показалось ужасно отталкивающим, однако инструктор сестринского дела поспешил мне напомнить: «Жизнь бесценна». После колостомии меняется только одно – место выведения кала, а это всяко лучше смерти.

Питер объясняет, что колостомия может быть как временной, так и постоянной. В случае с Шейлой, скорее всего, целостность кишечника удастся восстановить, однако любая операция сопряжена с дополнительным риском из-за ее антифосфолипидного синдрома. В конечном счете он, скорее всего, будет советовать не восстанавливать естественную конфигурацию кишечника: потенциальный риск кровотечения или образования тромба слишком высок.

После этого беседа принимает довольно мрачный оборот. Манера поведения Питера остается прежней, однако то, что он говорит дальше, запросто может показаться безжалостным: «Вы курите, и у вас избыточный вес». Оба фактора приведут к тому, что Шейла будет идти на поправку слишком медленно и ей придется сделать большой разрез.

Но на этом он не останавливается и, словно желая ее окончательно добить, говорит: «С вероятностью двадцать процентов вы не переживете операцию».

Я всматриваюсь в него. На нем темный костюм, в руке стопка бумаг. Выражение его лица ни капли не изменилось. Совсем, может быть, чуть-чуть напряглись складочки вокруг глаз, однако он говорит отчетливо и явно неравнодушно. Он бы мог стать адвокатом, бухгалтером, вице-президентом крупной корпорации – да кем угодно, только не хирургом. Только вот он стал хирургом.

Я бы не хотела сообщать Шейле подобные новости, однако он сделал это, даже глазом не моргнув, – просто взял и сказал. Он добрый человек и хороший врач – и то и другое я знаю наверняка. Каково это, сообщать человеку, что с вероятностью один к четырем операция, к которой он готовится, его убьет?

Я могла бы спросить – и наверняка когда-нибудь обязательно спрошу – у него напрямую, однако он вряд ли скажет мне правду. Вместо этого он скажет, будто думал о том, что на обед, или же вспомнит какую-нибудь рассказанную ему одной из медсестер интенсивной терапии шутку, либо что он был готов убить ради чашечки кофе.

Что касается меня, то я чувствую заряд бодрости. Думаю, дело во всплеске адреналина, который начался, когда я услышала, что мы собираемся давать ритуксан мистеру Хэмптону, а потом усилился после звонка радиолога по поводу Шейлы. Что, если мы убьем его и не сможем спасти ее?

Питер замолкает, и Шейла начинает тихонько плакать. Он уже собирается выходить, и студент плетется за ним следом. Мы все слишком заняты. Уверена, что и без этого неотложного случая у него было работы выше крыши. И нет времени, чтобы быть более деликатным.

Шейла выглядит так, словно внутри нее происходит борьба. Она боится, однако при этом напоминает себе, что уже не ребенок и нужно перестать плакать. Мне хочется дать ей понять, что ее чувства – совершенно нормальные в данной ситуации.

– Это все непросто, – говорю я в надежде, что это не усилит ее тревогу, и сожалея, что не могу остаться в палате с ней и ее родными. Вместо этого я протягиваю ей коробку с носовыми платками и в спешке выбегаю вслед за Питером. – Я еще вернусь, – обещаю я. – Мне нужно задать ему еще пару вопросов.

Я застаю Питера на сестринском посту, разговаривающим по телефону с доктором Мартином, лечащим врачом Шейлы, которому сегодня утром во время обхода было не по себе от того, что ему дали в качестве пациента Шейлу. «Мы можем дать ей СЗП? Тромбоциты?» Он хочет хоть как-то ускорить свертывание ее крови – с помощью свежезамороженной плазмы или переливания тромбоцитов, – чтобы операцию можно было провести как можно быстрее без дополнительного риска. Когда же Питер вешает трубку, то с ноткой раздражения в голосе сообщает нам, что, согласно доктору Мартину, переливание не ускорит время свертывания крови у Шейлы, так что нам всем придется просто ждать.

Питер слишком вежливый, чтобы открыто сказать что-то в этом духе, однако я подозреваю, что он чувствует, будто от него просто отделались, – словно врач онкологии, и без того недовольный тем, что ему дали пациента с необычным заболеванием крови, теперь, когда у нее обнаружилась проблема хирургического характера, был еще меньше настроен вдумываться в ситуацию. С другой стороны, он попросту мог быть раздосадован тем, что не в силах как-либо ускорить процесс.