Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мой простой вопрос, заданный решительным тоном:
– Можно ли использовать этот только что установленный катетер Хикмана? – Каким-то удивительным образом превратился в бессмысленную шутку, показавшуюся, однако, мне до жути смешной.
– Ну, я не знаю, – ответил Питер. – Мы сегодня ставим катетеры Хикмана или Дыркина? Если вам никто не смог сказать, безопасно ли им пользоваться, то, пожалуй, мне стоит устроить всем нагоняй.
Я была так поражена его неожиданным ответом, что разразилась безудержным смехом. Затем Питер стал серьезным и сказал мне, что катетер в порядке, что он обязательно отметит у себя в компьютере.
– Мы скоро будем готовы, но прежде мне хотелось бы поговорить с ее врачом, – говорит мне Питер по телефону сейчас. – Ты знаешь, как его зовут?
– Я знаю, как зовут ее интерна.
В трубке слышится натянутый смешок.
– Интерну это вряд ли окажется по зубам. Мне нужен ее лечащий врач.
Это уже совсем странно. Старшие врачи могут поговорить на совещании или в курилке, однако во время дежурства они общаются, кажется, исключительно через посредников в лице интернов или медсестер, либо передают друг другу записки, которые зачастую потом и вовсе не читают.
Мои беспокойства по поводу Шейлы еще больше усиливаются. К счастью, за дело взялся Питер, так что уже совсем скоро у нас будет план, да еще какой. Я вспоминаю растерянного лечащего врача Шейлы, доктора Мартина. Он был раздосадован тем, что ему дали пациента с заболеванием крови. Что ж, когда он узнает, как усложнилась ситуация Шейлы, то, пожалуй, окончательно потеряет уверенность в своей способности ей помочь.
– Ее лечащий врач – Николас Мартин из онкологии.
– О, я его знаю, – говорит Питер. В его голосе появилась какая-то новая нотка, но мне сложно понять, какая именно. – Я ему позвоню, – он вешает трубку.
Я смотрю на лежащее у меня на столе направление на госпитализацию. Лучше бы Кандас Мур не торопилась здесь появляться, потому что я уже теряю терпение, хотя Шейлу смогут прооперировать не раньше чем через четыре часа, потому что из-за аргатробана и без того непростая операция на брюшной полости стала бы гораздо рискованней. Так как этот препарат замедляет свертывание крови, то после любого пореза кровотечение останавливалось бы слишком долго, а чтобы ликвидировать перфорацию, нужно сделать весьма внушительный разрез. Кроме того, из-за избыточного веса у Шейлы довольно толстый слой подкожного жира в области живота. Очевидно, что риск обильного кровотечения слишком велик.
– Ты не имеешь ни малейшего понятия, как много крови вмещает в себе человеческий организм, – сказал мне как-то раз Мэтт, врач из интенсивной терапии, который сегодня утром разбирался с пациентом Норы, вспоминая, каково ему было наблюдать, как эта драгоценная жидкость безостановочно вытекает из тела пациента на больничный пол, а он ничего не может с этим поделать.
Шейла оказалась в неприятной ситуации. Пока мы ждем, чтобы аргатробан вышел из ее организма, бактерии в ее животе будут спокойно плодиться и распространяться. Время идет, и мы попросту меняем одну потенциальную причину для катастрофы на другую, однако здесь подобным мы занимаемся постоянно. Даже в современной медицине жизнь пациента часто оказывается на волоске. Я смотрю на часы: одиннадцать утра. Еще несколько часов мы будем смотреть и ждать.
Я захожу в свой компьютер, чтобы проверить, нет ли новых предписаний для Дороти, мистера Хэмптона или Шейлы. Все предписания заполняются в электронном виде, и медсестры узнают о них с помощью своих компьютеров. Пока не забыла, я отмечаю данное мне на словах интерном указание прекратить давать Шейле аргатробан, и я делаю для себя пометку отсоединить ее от капельницы, когда она вернется к нам на этаж. Это должно случиться с минуты на минуту.
Но зачем ждать? Я звоню в радиологию и прошу работающую там медсестру отсоединить капельницу с аргатробаном, а также сообщить Шейле, что план ее лечения несколько поменялся, пускай эта банальная фраза и нисколько не отражает всю серьезность сложившейся ситуации.
Телефон снова пищит. «Прибыла ваша пациентка», – своим оживленным голосом верещит администратор. Ох, как не вовремя. Не то чтобы я сейчас так сильно была чем-то занята, однако я переживаю по поводу Шейлы и слишком занята охватившим меня бесполезным чувством вины. Что ж, всем этим эмоциям придется подождать.
Я бегло осматриваю пустую палату посередине между палатами мистера Хэмптона и Дороти. Кандас с ходу начнет катить на нас бочку, если вдруг окажется, что там, с ее точки зрения, не все идеально. Я подавляю свое раздражение, когда вижу, как она появляется в сдвоенных дверях передо мной. Она катит за собой два дизайнерских чемодана – ей предстоит пробыть тут как минимум месяц. Ее прямые черные волосы весьма красиво уложены. Парик? Сложно судить.
Она широко улыбается, и я улыбаюсь в ответ, прекрасно понимая, что надолго ее доброты, скорее всего, не хватит. Ухаживать за ней – все равно что играть в шахматы. Приходится предугадывать ее эмоциональное состояние на несколько шагов вперед.
«Кандас. Значит, и правда пришло время для трансплантации».
Она обнимает меня и слегка хлопает по спине. Она пахнет цитрусами и дорогим шампунем. «Ну, первым делом пусть проверят меня красителем», – говорит она, и я смотрю на нее прищуренным взглядом, так как не понимаю, о чем она.
– Проверят красителем?
– Мой катетер не работает, – заявляет она. Ей поставили его несколько месяцев назад, и порой они действительно выходят из строя. Когда у нас возникают подозрения на неисправность катетера, то пациент отправляется в отделение интервенционной радиологии, где в катетер вводится краситель, после чего делается рентгеновский снимок. Это довольно-таки точный способ понять, не сместился ли катетер и должным ли образом функционируют все три его просвета.
– Я сказала им, что не позволю ничего мне вводить через этот катетер, пока его не проверят, и это должно произойти сегодня, прямо сейчас.
Я знаю, что мне следует просто с ней согласиться, однако мое любопытство берет надо мной верх.
– А что с ним не так? Может быть, мне промыть его, проверить, все ли с ним в порядке? – Катетеры устроены довольно просто, и в них не так много чего может поломаться.
– Нет, не нужно его проверять; он не работает! – взрывается она, чуть ли не переходя на визг. – Вы бы хотели, чтобы вам переливали кровь через неработающий катетер? Или чтобы в нем кто-то ковырялся?
– Нет, – говорю я, качая головой. Кто вообще тянул меня за язык? – Значит, сегодня?
– Да, я просто брошу в палате сумки и пойду прямиком к ним.
– А они вас там ожидают?
– Лучше бы ожидали, – говорит она. Я киваю и снова улыбаюсь.
– Позвольте мне вызвать санитара. Так как вы здесь в качестве пациента, то мы не можем позволить вам отправиться туда одной. – Поколебавшись минуту, я решаюсь ей объяснить: – Чтобы вас туда отправить, нам также понадобится ваша медкарта, так что, пожалуй, придется немного подождать, прежде чем все будет подготовлено. – Я стараюсь говорить милым, но при этом решительным голосом. Не прошло и пяти минут, как она тут, и мне уже нужно перед ней извиняться – нет уж, не дождется!