— Что ж, — весело сказала Элеонора, — в женском монастыре я пожила достаточно, пора пожить теперь в мужском.

Ее слова оказались пророческими, и всем им пришлось и впрямь долго жить в гостеприимном греческом монастыре, потому что погода стояла такая ненастная, что и денечка не выдалось солнечного и спокойного. В холодные дождливые вечера Беранжера со своими придворными дамами, Элеонора со своей старинной подругой Фрамбуазой, король Ричард Львиное Сердце с оруженосцем Люком де Поном, вдовствующая сицилийская королева Жанна, коннетабль Робер де Шомон, летописцы Роджер Говден, Герольд, Амбруаз и Ричард, а иногда и король Франции Филипп-Август все вместе собирались у камина и рассказывали друг другу разные забавные или поучительные истории, которые им только доводилось слышать в своей жизни. Или же делились волнующими и достойными внимания воспоминаниями.

Самыми свежими были тогда многочисленные рассказы о том, как султан Саладин, переодевшись купцом-киприотом, путешествовал по Италии, Франции и Германии, выведывая о готовности и намерениях крестоносцев, об их силе и решимости.

— Вот каков Саладин, — начинала Элеонора, усевшись поуютнее возле камина и раскрасневшись от выпитого подогретого вина. — Однажды он под видом купца Пракседиса поселился у одного богатого человека в Бергамо. Кстати, там научились делать из гливы[46]такой вкусный напиток, я пила его по дороге сюда. Ну вот, поселился Саладин, то бишь мнимый Пракседис, у богатого человека по имени Джулиано Восторженный. Сей Джулиано не блистал умом и бесплатно содержал у себя кучу всяких бездельников, охочих до его красавицы жены, которая и сама была до них охоча. И вот среди этих многочисленных дармоедов подвизался при Джулиано Восторженном некий бывший рыцарь-госпитальер, покалеченный в сражении при Хиттине. Хотя, скорее всего, он нагло врал ему про Хиттин. Вероятнее же, что покалечен тот мнимый госпитальер по имени Эскалибуриано был не в Хиттинской битве, а в драке с каким-нибудь обманутым мужем. А Джулиано Восторженный обожал слушать всяческие небылицы, и как-то раз он, Саладин (под видом купца Пракседиса) и сей Эскалибуриано сидели вот так же, как мы теперь с вами, возле камина, попивали винцо, и Джулиано спрашивает: «А скажи, Эскалибуриано, довелось ли тебе видеть самого грозного победителя в Хиттинской битве?» — «Саладина?» — «Да, Саладина», — «А как же, — не моргнув глазом отвечает наглый враль, — видел его так же близко, как вот теперь вас обоих». — «Правда?» — изумился мнимый Пракседис. «Не сойти мне с этого места!» — божится врун. «Ну и каков же сей грозный султан?» — любопытствует Саладин. «О сударь, — отвечает выдумщик, — лучше бы вам никогда не видеть его и не встречаться с ним. Ростом Саладин раза в два выше вас, хотя и вы не коротышка. А в плечах — втрое шире вашего, хотя и вы крепкий мужчина. Огромен он необычайно, настоящий Голиаф. Черная бородища спускается до самого живота, кулаки — как вот эти дыни, что лежат на столе. Я хотел было сразиться с ним, но он так посмотрел на моего коня, что конь подо мною тотчас околел. А еще говорят, будто своим дьявольским взглядом он может зажечь целую рощу или корабль. Когда он кричит, то у людей и лошадей лопаются в ушах перепонки и из носа начинает хлестать кровь. Это такое счастье, что он не на меня вперил свой губительный взор, а на коня моего, а то бы мне не сидеть здесь с вами. А еще он знает волшебное слово, которое никто на земле не может вымолвить, только султан Саладин, и от этого слова почва под ногами его врагов содрогается. Нет, сударь, его невозможно одолеть, и напрасно заносчивые короли Англии и Франции мечтают вернуть себе Гроб Господень. Надобно бы им поскорее образумиться, если они хотят прожить до старости».

— Ха-ха-ха! — громко рассмеялся Ричард. — Воображаю, каково было все это выслушивать Саладину. Неужели он ни разу не удержался от смеха?

— Султан Саладин — человек весьма сдержанный, в отличие от тебя, рыжик, — отвечала Элеонора. — И он терпеливо выслушал всю брехню, которую нес Эскалибуриано. А через неделю, покидая гостеприимный дом Джулиано Восторженного, он подозвал к себе этого вруна и подарил ему кривой арабский меч, на лезвии которого была свежевырезанная надпись арабской вязью. «Что тут написано?» — спросил Эскалибуриано. «Понятия не имею», — отвечал мнимый купец Пракседис. С тем Саладин и уехал из Бергамо. Некоторое время спустя болтун Эскалибуриано нашел человека, умеющего читать по-арабски, тот прочел ему надпись на мече, и вот что там было написано…

— Постой, постой, матушка! — прервал рассказ Ричард. — Не говори, что там было написано. Пусть лучше каждый из нас напишет на листке пергамента, что, по его мнению, написал на лезвии меча султан Саладин. И тот, кто окажется ближе всех к истине, получит от меня…

— Нет-нет, не от тебя! — возразила Элеонора. — От меня. Тот получит от меня одну замечательную и весьма ценную вещицу. Фрамбуаза, принеси мне, пожалуйста, шкатулку, в которой лежит голос короля Австразии Дагобера.

— Сделаем гак, — предложил летописец Амбруаз, — я первый напишу на листке свое предположение, а потом обойду каждого из вас и все вы шепнете мне на ухо свои отгадки.

Так и решено было сделать. Покуда Амбруаз обходил каждого, подставляя свое ухо и записывая отгадки, Фрамбуаза принесла загадочную шкатулку. Наконец Амбруаз закончил свой обход и приступил к оглашению догадок:

— Итак, первое — мое собственное предположение: «Неслыханному вруну от не виданного им Саладина».

— Превосходно, Амбруаз! — похвалила летописца Элеонора. — Это гораздо лучше, нежели то, что в действительности было написано на мече.

— Лучше, но не то, — вздохнул с сожалением Амбруаз. — Стало быть, не видать мне подарка. Да, теперь я вижу, что надо было придумать что-либо попроще, учитывая, что в Бергамо у Саладина не было под рукой летописца Амбруаза Саннома. Ну ладно, читаю то, что написал бы на мече наш достопочтенный коннетабль тамплиеров: «Ну и дурак же ты, братец!»

Все искренне рассмеялись.

— Иного я не ожидал от моего доброго Робера! — воскликнул Ричард. — Как просто и изящно. Он угадал, мама?

— Увы, нет, — откликнулась вдовствующая королева Англии.

— Жаль! — вздохнул Ричард, — Мне бы хотелось, чтоб Саладин был столь же прямодушен, как Робер. Приятнее всего воевать с людьми честными и прямодушными.

— Роджер Говден предложил Саладину такую надпись: «Пусть сей меч служит славе Саладина так же, как твой язык, болван!» — сказал Амбруаз.

— Отменно! — похвалил король Англии. — Особенно хорошо довешивается в конце слово «болван».

— Тоже не угадано, — отказала Роджеру Говдену в своем подарке Элеонора.

— Король Ричард, по прозвищу Львиное Сердце, — продолжал Амбруаз, — дал мечу Саладина такую надпись: «Когда прочтешь эту надпись, отрежь себе этим мечом своего главного врага». Хм!..

— Чересчур замысловато, сын мой, — не похвалила Ричарда мать. — Саладин гораздо прямодушнее тебя, как выясняется.

— К тому же, — подал голос оруженосец Люк де Пон, — позволю себе заметить, что болтун Эска… бурьян — так, кажется? — был охотник до замужних красоток, и он может неправильно решить, что именно ему советуют отрезать — язык или иную часть туловища.