— Не надо мне завидовать, — произнесла девушка, и глаза ее потемнели. — Ничего хорошего меня в этом городе не ждет!

Дрейк даже растерялся:

— Вот так? Мне бы не хотелось показаться бестактным, но могу ли я узнать, чем вызвано такое мрачное настроение?

— Я еду к своему жениху.

— Тогда еще более непонятно! Ведь это же замечательно!.. Я завидую своему соотечественнику, который вскоре станет мужем такой очаровательной дамы!

— Он не ваш соотечественник. Он, как и я, испанец.

— Испанец? — нахмурился Дрейк.

Девушка кивнула.

— Гм…

Дрейк убил столько испанцев, потопил столько их кораблей и сжег столько поселений, что сейчас даже не знал, как себя вести. На какое-то время он замолк, судорожно подбирая слова.

— Но почему вас не радует предстоящая встреча? Вас ждет любимый человек…

— Я не люблю его, — последовал быстрый и категоричный ответ.

— Но зачем же тогда едете?..

— Такова воля моего отца.

«Что же ей ответить в таком случае? — думал Дрейк, но мысли путались. — Святой Боже, как она хороша! И привлекает не только внешней красотой, а внутренней загадкой, откровенными флюидами, раскованностью и пренебрежением приличиями… Одновременно вызывающе решительна, раскрепощена и в то же время трогательно беспомощна… Ее жениху и в самом деле впору позавидовать. Впрочем, может, и нет… Этот блеск в глазах способен доставить немало неприятностей… Возможно, ему придется обзавестись большими рогами…»

— Простите меня, сеньорита, я не представился, — он стащил с головы шляпу. — Дрейк, Френсис Дрейк, капитан «Золотой лани». Могу ли я узнать ваше имя?..

Девушка замешкалась. В этом знакомстве нарушались все правила приличия. Но все же решилась, наверное, потому, что сильно этого хотела.

— Абигайл. Мой отец дон Карлос де Родригес. В барселонском порту его все знают, у него большие склады.

— В Барселоне был всего два или три раза… Я возвращаюсь из дальнего похода. Право, мне очень жаль, сеньорита, что ваш отец… Я все же надеюсь, будущий муж станет любить вас, добьется высокого положения…

— Куда же выше?! Это Рэйнальдо де Гальвес — посол Испании в вашей стране! Его прекрасно знает и любит наш король Филипп II, да и ваша королева часто приглашает его ко двору!

— Абигайл, Абигайл! — раздалось сзади. К ним быстро приближалась пожилая матрона, отчаянно борясь со своими многочисленными юбками. Она шла, придерживаясь одной рукой за фальшборт, а другой прикрывала платком рот. Было ясно, что она плохо переносит качку.

Подойдя ближе, матрона что-то раздраженно стала выговаривать по-испански будущей жене посла. Но та слушала ее без особого внимания и, когда раздраженная тирада была завершена, ничего не ответила в свое оправдание, а вместо этого обратилась к Френсису:

— Это моя опекунша — тетя Брунильда, ее замучила морская болезнь, но из-за моего отсутствия она была вынуждена подняться с постели и очень этим недовольна. А еще больше она недовольна, что я разговариваю с незнакомым мужчиной, не представленным ей. Я покидаю вас, капитан. Но… Но когда солнце будет садиться, непременно выйду подышать воздухом…

Последняя фраза прозвучала многозначительно и даже обещающе. Возможно, Дрейку это показалось, но бес похоти вселился в его душу! Проводив взглядом стройную фигурку Абигайл, он, как раненый зверь, начал метаться по судну. Устроил беспричинный разнос рулевому, придравшись к мелочам, наорал на боцмана, задал выволочку юнге, который недостаточно усердно драил палубу. В конце концов он поднялся на третий ярус кормовой надстройки, вломился в свою просторную двухкомнатную каюту с умывальником, гальюном и просторным балконом, прошел в спальню, упал на широкую кровать и уставился в панорамное окно на синее море и белую кильватерную струю, остающуюся за судном. Перед глазами стояла фигурка Абигайл, только без твердого лифа и раздутых колоколом юбок, а вообще без одежды… Прекрасное белое тело с волнующими изгибами, впадинами и выпуклостями… Ее каюта располагалась внизу, и он мог легко спуститься на ее балкон по канату. Впрочем, капитан «Золотой лани» мог делать у себя на судне что захочет — даже просто выбить дверь в каюту испанки…

Галеон плавно и ритмично вздымался и опускался на волнах. Ветер крепчал, но Френсис Дрейк не боялся шторма, ибо привык, что всегда выходит победителем из любых передряг. Так было в 1567 году, когда Дрейк, еще на «Посейдоне», во главе флотилии из судов, с хищными названиями «Осьминог», «Рыба-меч» и «Мурена», капитанами которых стали его старые друзья Длинный Том, Голландец и Гном, вошел в десятивымпеловую эскадру под командованием Ролингса. Они прибыли к берегам Гвинеи и принимали самое активное участие в сражениях на суше и море. Победа всегда была на их стороне, и им удалось захватить около полутысячи рабов, которых выгодно продали на островах Карибского бассейна.

Страшный шторм, нередкий в этих широтах, вынудил участников экспедиции в течение нескольких дней бороться со стихией и разбросал суда так, что судьба четырех кораблей осталась неизвестной. В их числе оказалась и вся «хищная флотилия» Дрейка: «Осьминог», «Рыба-меч» и «Мурена» пропали бесследно!

— Ребята поторопились, не следовало уходить из-под крыла нашего капитана, — прозорливо заметил по этому поводу Боб Акула. — Ведь именно его удача спасает всех нас!

Они с Джимом Мореходом не захотели отделяться и остались на «Посейдоне». На «Золотой лани» Мореход стал первым помощником капитана, а Акула вначале командовал абордажным отрядом, но, получив несколько ранений, стал командиром бортовой артиллерии и начальником его личной охраны.

Карибский шторм нанес существенный ущерб эскадре Ролингса, но ему все же удалось сохранить и большую часть флотилии, и людей. А когда стихия успокоилась и они, найдя подходящую бухту вблизи испанского форта, кое-как подлатали свои суда и чуть-чуть отдохнули, появилась испанская эскадра из тринадцати кораблей!

Конечно, если бы не потери, они приняли бы бой, но теперь, при двукратном перевесе, силы были настолько неравны, что пришлось вступить в переговоры. И англичане, и испанцы вели дипломатические игры, обещая, уступая и приходя к компромиссам. Дрейк зарекомендовал себя весьма искусным переговорщиком, и ему удалось договориться с адмиралом доном Диего Флоресом де Вальдесом о мирном расхождении…

Но договор оказался хитрой уловкой: испанцы атаковали англичан вероломно и внезапно — тринадцать боевых кораблей полукругом принялись теснить их к берегу, а с берега ударили все стянутые туда орудия форта. Бой должен был закончиться полным разгромом, но «Посейдону» и «Русалке» каким-то чудом удалось пройти между вражескими кораблями и вырваться из окружения. Однако все равно произошедшее трудно назвать чем-нибудь иным, а не разгромом: из шести оставшихся судов в Англию вернулось лишь два, из пятисот подготовленных моряков на родную землю ступили менее сотни! Слезы ярости душили молодого, но быстро возмужавшего капитана, когда они приближались к туманному Альбиону.