— Я никогда не прощу этого подлого предательства! — шептал он, кусая обветренные губы. — Клянусь, что отомщу, и месть моя будет страшной!

С этого момента он возненавидел испанцев и неукоснительно выполнял свою клятву.

Но Абигайл — совсем другое дело! Сейчас он безумно хотел эту юную особу с загадочным взглядом. И животная страсть превращала его в зверя, нетерпеливо ждущего заката. Все-таки хорошо, что они взяли пассажиров!

Сделано это было не для заработка, а для маскировки. Пиратские разборки закончились десять дней назад, на траверсе Канарских островов, когда решали вопрос о разделе добычи и капитан всех удивил — многих неприятно, а одного — до смерти.

Вначале ничто не сулило неожиданностей: как всегда в конце плавания, Дрейк с верными Бобом Акулой и Мореходом Джимом отправились к корабельному казначею Томасу Честняге. Прозвище действительно отражало репутацию казначея. Иногда его еще звали Пять Долей. И это тоже было правдой — он получал не одну долю добычи, как простой палубный матрос, и даже не две, как повар, и не три, как опытные пушкари, даже не четыре, как доктор, который зашивал рваные раны и ампутировал конечности тем, кому не повезло в схватках с противником. Честняга Томас получал целых пять долей, как бойцы абордажного отряда, первыми бросающиеся в пекло. Нынешний командир абордажников Великан Джон, который выпрыгивал на вражеские корабли и опрокидывал первую линию обороны, смеялся: «У нас руки в крови, а у Честняги — в чернилах, зато получаем одинаково!»

Но это была неправда: во-первых, Томас был очень аккуратен — одежда и руки у него были всегда чистыми, а во-вторых, Великан получал семь долей, хотя ему никто не завидовал — в каждой атаке жизнь Джона висела на волоске. А в-третьих, казначей — очень важная фигура на корабле: от его точности и справедливости зависит, чтобы все были довольны, не завидовали друг другу, не бросали ненавидящих взглядов, от которых до удара ножом из-за угла — один шаг! Он даже обедал за одним столом с капитаном и его ближайшими помощниками и жил в отдельной, пусть и неказистой каюте — это была роскошь при корабельной скученности…

Когда капитан с помощниками пришел в каморку к Томасу, тот, как всегда, работал с толстой амбарной книгой, в которую аккуратно вписывал захваченную в каждом походе добычу, а потом постоянно проверял и уточнял записи, многократно сверяя их с сокровищами, хранившимися под замком, от которого только у него и были ключи. Увлеченный расчетами, он даже не обратил внимания на вошедших. Дрейк заглянул через острое плечо и прочел: «Серебряный кувшин высотой полфута, золотой слоник весом один фунт, золотая цепочка витая длиной полтора фута, сабля в золотых ножнах с рубинами и изумрудами…» — все это было написано аккуратным почерком, со старательно выведенными каллиграфическими буквами. Пять Долей действительно был честным, педантичным и аккуратным, да и как иначе: отсутствие или недостаточность этих качеств легко принять за своекорыстный умысел или мошеннический расчет, а такие подозрения способны привести пиратского казначея на эшафот быстрее, чем свирепый ирландец приводит к алтарю соблазнителя своей дочери.

Томас отличался от других матросов и внешним видом, и манерами, и одеждой: худощавый, со сдержанными манерами, он был одет так же, как и много лет назад, когда служил счетоводом в страховой компании Ллойда: длинный коричневый сюртук, белая рубашка со стоячим воротником и широкополая шляпа, которую он никогда не снимал. Под рукой у него всегда была надежно закрывающаяся, прикрепленная к столу бронзовая чернильница и тщательно заточенные гусиные перья. Оружия он не носил, по крайней мере на виду. Но жизнь изменила привычки счетовода, и Дрейк знал, что он не расстается со спрятанным под сюртуком маленьким двуствольным пистолетом.

Подбив итоги, Томас поднял голову и едва заметно скривил губы, что должно было изображать улыбку.

— Очень хорошая добыча вышла, — сообщил он. — Одна доля — почти полведра золота!

— Дай мне книгу! — Дрейк развернул к себе толстый фолиант.

Перечень добычи занимал не меньше двадцати листов. Капитан взял перо и провел черту на шестой странице.

— Пересчитай доли до сих пор! — приказал он. — Это и пойдет в общий котел!

— Только досюда?! — удивился Томас.

Мореход непонимающе поднял брови.

— А остальное? — спросил менее сдержанный Акула.

Дрейк нарисовал на полях корону.

— Остальное отправится сюда, в королевскую казну!

— С чего это вдруг?! — оскалился Акула. — Разве мы работаем на корону? Разве она нам помогает? Зачем отдавать наше богатство?

— Затем, что мне надоело стоять под английской петлей! — раздраженно ответил Дрейк. — Будет очень противно, если нас повесят соотечественники!

— Повешение противно независимо от того, кто накинет веревку на шею! — философски сказал Джим.

Акула усмехнулся и похлопал первого помощника по плечу. Вспышка гнева у него прошла.

— Мореход говорит дело! И потом, ты уверен, что взнос в казну избавит нас от петли?

— Думаю, хороший подарок может привлечь к нам внимание королевы… Хотя гарантий у меня нет…

Первый помощник и командир артиллерии переглянулись.

— Дрейк никогда не ошибается, и я ему верю, — сказал Мореход. — За вниманием следует благосклонность!

— Я тоже верю капитану! — подтвердил Акула. — Только что скажут ребята?

— Им надо все объяснить, — кивнул Дрейк. — Чтобы поняли: нынешняя жертва стократ окупится!

— Ну-ну, — сказал Боб. — Посмотрим, как ты объяснишь, что добытое потом и кровью богатство надо отдать в королевские закрома!

— Увидишь, — кивнул капитан. — Только не надо торопиться. Придем в Англию и там разберемся.

Однако слухи распространяются по судну так же быстро, как забравшиеся на борт портовые крысы. Матросы стали собираться кучками, перешептываться, и лица их не выражали ничего хорошего. Дело шло к тому, что Дрейку вручат черную метку — знак недоверия капитану, за которым обычно следует его свержение и убийство. Но Френсис всегда действовал на опережение и, когда «Золотая лань» проходила мимо Канарских островов, объявил большой сбор.

— Почти два года мы болтались по морям и океанам, неоднократно вступали в битвы с врагами, но почти все остались живы, и мы взяли невиданно большую добычу, с которой возвращаемся домой, — начал он уверенным, спокойным голосом. — Но что нас ждет в Англии? Почет и уважение? Нет! В лучшем случае безразличие, а если наша пиратская слава докатилась до родных берегов, то возможен арест, конфискация корабля и всей добычи и каторга, а может быть, и виселица!

Матросы, понурившись, молчали. Такой вариант был вполне вероятен.

— И я решил отдать часть наших трофеев в государственную казну! — продолжил он. — Доля каждого из вас не уменьшится по сравнению с прошлыми походами, она даже вырастет: ведь такую богатую добычу мы еще никогда не собирали! Да я и не слышал, чтобы хоть кому-нибудь это удавалось! Разве не так?