Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я расслаблена и спокойна, мне становится теплее и теплее, пальцы ног наливаются теплом и тяжестью, ступни наливаются теплом и тяжестью, щиколотки наливаются теплом...» — концентрация ускользала, мне было тепло, вот только спокойно — ни капли. «Мысли полностью ушли, мной овладели покой и нега, я слушаю шорох листвы над головой, журчание ручейка, пение птиц...»
Где-то на птицах я, наверное, и уснула, потому что проснулась традиционно от хлопнувшей двери комнаты. Мне ничего не снилось, я чувствовала себя отдохнувшей, вчерашние страхи я вспомнила только тогда, когда собирала волосы. И подумала, что раз не встала с ужасающей мыслью, то она не стоит того, чтобы немедленно бежать проверять, где Арчи. Где-то в Школе, где ему еще быть, может, пошел в конюшню, там надо было поправить два денника, лучше было поручить это Филу, но я сама попросила об этом Арчи. Я не должна кормить свои страхи, твердила я себе. Не должна, иначе это кончится плохо.
Школа с утра напоминала улей, в который ткнули горящий факел. Госпожу Джонсон в столовой я не увидела, но не успела обеспокоиться, потому что сразу услышала, как Кора Лидделл жалуется преподавателю арифметики Далиле Эванс, самой, пожалуй, незаметной из всех преподавателей, как госпожа Джонсон с утра отчитала ее за «эту тупую Мэдисон, которой всегда больше всех надо». С госпожой Джонсон все было в порядке, раз она испортила настроение Коре Лидделл — я только похмыкала про себя. Справедливо.
Нужно было оценить, какие работы поручать девочкам. Когда начались занятия, я пыталась сосредоточиться именно на этом, но что-то упорно гнало меня вниз, в теплицы. Бросив на середине подсчет чистых простыней, которые я должна была отложить на смену белья, я сдалась.
Входная дверь была заперта. Дождя не было, следов на пороге тоже, выходил кто или нет, определить я не могла. Я посмотрела в окно — двери главной теплицы закрыты, двери остальных, боковых, теплиц я не видела, но ими почти никто не пользовался. К утру подморозило, я заметила белое крошево инея на остатках травы.
Ничего странного. И я пошла искать Арчи. Начала я с его собственной комнаты, хотя сомневалась, что в это время он спит, это было в обычае Фила. Дверь комнатки рядом с классом акушерства и хирургии так и не починили, я слышала, как госпожа Джонсон гоняет студенток — младший класс, судя по крикам, — покачав головой, я толкнула дверь и вошла.
Арчи был мертв, мне это стало ясно сразу. Открытые остекленевшие глаза, безжизненно повисшая рука. Я не закричала, просто отступила на шаг. Вышла молча и плотно закрыла дверь.
— Госпожа Джонсон?
Она по голосу поняла, что она мне нужна. Может быть, ей хватило одного отчаянного брошенного на нее взгляда. Более того, она знала, что должна сделать.
— Не смейте трогать Джонни! Каждая берет ногу соседки и накладывает фиксирующую повязку! Я приду, я проверю! И никто не уходит из класса до моего возвращения! — Говоря это, она копалась в ящике, стоящем возле кафедры. Она была умница, она взяла бинт и какую-то склянку с препаратом или снадобьем, потом слезла с кафедры, кряхтя, продолжая наставлять девочек: — Фиксация должна быть точно такой, как я показывала! Не нарушая кровообращения, не позволяя конечности двигаться! Идем, Стефани, детка, сейчас мы заделаем нашего Фила. Вот криворукий, слов не находится. Отрежет себе что-нибудь с концами.
Я закрыла за ней дверь класса и указала на дверь комнатки Арчи. Госпожа Джонсон подслеповато прищурилась, я помотала головой.
— Он умер уже давно. Может быть, ночью.
Не давая мне никаких комментариев, госпожа Джонсон кивнула и решительно шагнула в комнатку. В глубине души я надеялась, что она накричит на меня — зря прервала занятие, на Арчи — напугал меня, но… я понимала, насколько никчемна эта надежда. Мертвых я видела только на похоронах, подходила прощаться перед тем, как огонь беспощадно охватывал тело, и опять же — но, но, но, — я могла отличить живого человека от неживого. Каждый мог отличить.
Госпожа Джонсон от подобных переживаний была далека. Она что-то делала возле Арчи, без суеты, четко и ровно, и все же то, что она делала, было не помощью лекарницы. Потом она обернулась ко мне.
— Найди директора. Срочно.
Голос сухой, отрывистый, тон, не допускающий ослушания. Скажи она мне это иначе, я впала бы в истерику, но я даже не побежала вниз — пошла, зная, что никто не должен сейчас ничего заподозрить, если меня увидит.
Что же произошло?
Лэнгли был у себя и сидел над журналами. Вид у него был такой удрученный, что против воли я улыбнулась, а когда он поднял голову и я увидела его полные беспомощной растерянности глаза, губы дрогнули снова — и тут же я облизала их, мгновенно пересохшие.
— Господин директор, сэр… У нас снова несчастье.
Наши взгляды встретились. Сперва мне показалось — Лэнгли хочет задать мне массу вопросов и в замешательстве, с какого начать, но я ошиблась. Он знал, о чем спрашивать.
— Кто? Кто знает об этом, кроме вас?
Я не успела ответить, как он уже вышел из кабинета. Мой ответ прозвучал бы ему в спину, а значит, его могли услышать не те, кто должен, и я нагнала Лэнгли уже в коридоре. Наверное, смотрелось смешно, он шагал широко, мне приходилось почти бежать.
— Арчи. Только госпожа Джонсон в курсе, и она приказала студенткам сидеть в классе. Девочки ничего не знают. Госпожа Джонсон приказала срочно найти вас.
Лэнгли кивнул. Вел он себя очень странно. А как еще можно было охарактеризовать поведение человека, который страдал над пустяковыми записями преподавателей и воспринял известие о смерти Арчи как опытный жандарм?
Или как убийца, подумала я, и меня затошнило. Нет, это глупо настолько, насколько только может быть. Все это началось до того, как появился Лэнгли. Задолго до того. И ему ни к чему убивать ни безобидного дурачка, ни тем более старика. Ему вообще незачем кого бы то ни было убивать.
Эмпус. Ну не может же это быть правдой?
А вчерашний крик в ночи?
Я отправила Арчи посмотреть, что там происходит. Отправила на верную смерть?
Голова у меня закружилась. Как я посмела быть настолько беспечной? Непозволительно, преступно беспечной? Я даже не удосужилась проверить, вернулся ли Арчи, и если вернулся, то когда. Но это можно узнать у Фила, и…
Мы оказались наконец перед дверью в комнатку Арчи, и Лэнгли, конечно, вошел, а я прислонилась к стене в коридоре, и меня сжирало непроходящее чувство вины. Я, я была виновата в том, что случилось, я знала, чем все это кончится, хотя…
Я ведь сама не слышала крика? Я поверила Нэн?
«Нет, нет, невозможно, — мне стало трудно дышать, я дрожащей рукой дернула высоко, под горло, застегнутую блузку. — Нэн не может быть причастна к этому. Это древнее зло. Это не человек...»
Я не могла не верить единственному, пожалуй, человеку, с которым была в этой Школе близка. Если я перестану считать другом Нэн, мне надо бежать отсюда как можно скорее, потому что я даже спать не смогу.