— Госпожа Гэйн?

Лэнгли окликнул меня, и я очнулась. Зачем я ему нужна?

Но я вошла, я не могла не подчиниться распоряжению директора, и места в комнатке было так мало, что видела я только спины госпожи Джонсон и Лэнгли. И слава Сущим — я не хотела смотреть на Арчи, которого я обрекла на смерть.

— Когда вы видели его последний раз, госпожа Гэйн? — Лэнгли обернулся ко мне, глаза его были сощурены, но тут же он обеспокоенно выдохнул: — Что с вами? Вам плохо?

— Да… нет… — пролепетала я. — Я… вчера… — Сущие, что мне ему сказать? — Вчера… я вернулась в комнату, и… госпожа Крэйг… она сказала, что…

Мне не хватало ни сил, ни воздуха, ни слов, кажется, я плакала. Лэнгли схватил меня за руку и выволок из комнатки. Я не сопротивлялась, даже если бы он вздумал тащить меня на плаху. В коридоре он огляделся, всмотрелся в мое лицо, покачал головой, взял меня за плечи обеими руками, и я назвала бы этот жест заботливым, если бы не сильная хватка.

— Где мы можем поговорить?

Я мотнула головой в сторону класса кармической диагностики, и Лэнгли втащил меня туда, усадил за парту, вернулся и закрыл за собой дверь.

— Говорите.

Я утерла слезы. За свой проступок я была готова нести любое наказание — увольнение, лишение жалования, тюрьму. Но мне пришлось взять себя в руки — Лэнгли нужно понимание того, что случилось.

— Когда я вернулась в комнату, госпожа Крэйг мне сказала, что слышала крик. И она подумала, что это… на улице. Она уверяла меня, что это был крик отчаяния. Я не слышала, чтобы кто-то кричал, но… я нашла Арчи и велела ему проверить. Выдумала, что кричала госпожа Коул в теплицах, потому что иначе он бы никуда не пошел. Приказала Филу дождаться возвращения Арчи и закрыть за ним дверь. Я… я следила, как Арчи шел в теплицы. Потом я пошла к себе, и… я не слышала, чтобы он вернулся. Я…

«Знала про эмпуса и ничего не сказала», — закончила я про себя.

Я опустила голову. Все расплывалось из-за слез, горло сдавило как петлей, а телу было больно меньше, чем сердцу. Я — убийца, вертелось у меня в голове. Я убила его. Помогла этому злу. Он трижды видел эмпуса. Я знала, что Арчи нельзя лишний раз выходить на улицу. Знала — и пренебрегла.

Я не заметила, в какой момент Лэнгли подошел ко мне, поняла только, что он стоит передо мной на коленях, бережно придерживая меня за подбородок и заставляя смотреть ему в глаза, и лицо его было как в тумане из-за потока слез.

— Вы были с Арчи друзьями? — Я помотала головой. — Он был вам дорог?

— Нет, — всхлипнула я. — Просто…

«Просто я виновата в его смерти, казните меня».

Лэнгли сунул мне в руку что-то, и присмотревшись, я увидела, что это платок. Теперь не оставалось ничего иного, как утирать слезы и удивляться, почему сам директор Школы утешает меня. Ему что-то успела рассказать госпожа Джонсон?

— Госпожа Гэйн, я не знаю, что вас так тронуло, но больше меня беспокоит другое. Арчи умер, и у него разбита голова.

Мне показалось, что я ослышалась. Одно с другим… нет, вязалось, очень вязалось, если учесть, что у нас были за смерти, но тогда…

Тогда это значило, что тепло в Школе нас не спасло?

Я вытерла щеку, не сразу поняв, что больше не плачу. У испуга есть свои плюсы.

— Госпожа Джонсон не знает, отчего он умер, госпожа Гэйн. Но вот что странно, что бы с ним ни случилось, он успел приложить к ране тряпку и остановить кровь. Судя по тому, что нигде нет пятен крови, а я бы заметил, да все бы заметили, он это сделал еще до того, как вернулся. Говорите, он был в теплицах?

Я выпрямилась, сложив руки на коленях, а Лэнгли, будто очнувшись, отпустил мой подбородок и закусил губу, но продолжал смотреть мне в глаза. И как ему соврать, как умолчать о том, о чем я молчать не имела права, я не представляла.

— Да, он пошел в теплицы… Когда он умер?

— Госпожа Джонсон считает, что ночью, прошло часов семь… сложно сказать точнее, потому что в Школе тепло. — Лэнгли поднялся, прислушался — в коридоре было тихо. — Хорошо, что нет дождя… Вы можете пройти со мной?

Я задрала голову. Сейчас Лэнгли стоял, а я сидела, и со стороны, наверное, казалось, что я вымаливаю прощение. Отчасти так оно и было, только кто мог мне это прощение дать?

— Мне нужно найти то место, где он упал, — объяснил Лэнгли. — Или… где на него напали.

Я тоже встала. Хорошо хоть не шаталась, потому что мне было плохо. Я перестала реветь, но пока текли слезы, мне было легче. Каждое движение давалось с трудом, и я не сразу сообразила, что держу мокрый платок Лэнгли в руках, но возвращать его мне показалось верхом грубости.

Может, Лэнгли знает, что делает?

Я собрала волю в кулак и кивнула. Если так я могу немного искупить вину, пускай.

На наше счастье, нам попался один только Фил. Я удивилась, почему он не спал, но не слишком — так бывало, излишне накручивать себя еще и здесь. Но остановила его окриком, хотя Фил плелся куда-то в направлении туалета, и в руках у него было ведро.

Мой зареванный вид его удивил, а суровый Лэнгли несколько испугал, потому что Фил отступил на шаг, и ведро неуместно бряцнуло.

— Я вот это… вроде труба, — невнятно пояснил он, указывая свободной рукой в сторону туалета. — Госпожа Эндрюс разбудила меня, говорит, воды нет, а как же, я же могу только когда там никого нет, так, сэр? — Он больше обращался к Лэнгли, чем ко мне, вероятно, считая, что мне за что-то влетело, и, возможно, за дело. — Я все починю.

— Я вчера приказала тебе впустить Арчи, — напомнила я. Все-таки по голосу было заметно, что я плакала, хотя по лицу в любом случае больше. — Ты его впустил?

Фил сделал еще пару шагов назад.

— Госпожа администратор, — и он опять смотрел на Лэнгли, — сколько же я мог его ждать, старого дурака? У меня прачечная, вы сами велели. Ну, я и пошел, а потом, когда вернулся за своим инструментом, посмотрел, так Арчи пришел, наследил…

— Чем? — перебил его Лэнгли.

— Чем? — переспросил Фил. — Ну так наступил во что-то в теплице! А может, в конюшню забрел? Сущим то ведомо, господин директор. Я принес тряпку и вытер, дверь запер. А если он по всей Школе натоптал, так у меня же только две руки, господин директор, не десять.

Лицо его просветлело. У меня уже не осталось сомнений, что он так и решил — Арчи наследил по Школе, а мне влетело. И это было лучшее — пока. Потому что чуть позже ему придется снова копать могилу.

— Когда это было? — спросил Лэнгли.

— Ну, ночью, — прикинул Фил. — Все уже спали. Часа в три? Кто знает, сколько я там возился, в этой прачечной, но все готово, можете хоть сами проверить. Сэр.

Лэнгли кивком отпустил его, и я никогда раньше не видела, чтобы Фил с такой скоростью бегал. Я повернулась к Лэнгли — и я все еще держала в руке его платок.