Каждый раз я приносил ему калькулятор, и он тщательно пересчитывал все, пощелкивая при этом «Паркером», который я также приносил ему, и делая какие-то пометки.

Теперь я к Антону стал ходить три раза в неделю и просиживал с ним по два-три часа. Домой возращался усталый. Атмосфера в следственном изоляторе как-то выматывала. Вечерами я предпочитал никуда не ездить, а проводить досуг перед телевизором.

Но однажды мой вечерний отдых был нарушен. Примерно к 23 часам я получил сообщение на пейджер с просьбой срочно позвонить по указанному номеру.

Набрав этот номер, я услышал голос своего старого клиента Юры Воробьева, которого в прошлом году освободил через три дня после его задержания. Юру «приняли» два месяца назад, быстро доставили на Петровку и начали выбивать показания о принадлежности его к преступной группировке.

Под сильным физическим и психологическим воздействием Юра дал показания о своей принадлежности к бандформированию. Но в спешке или по незнанию оперы забыли тогда ознакомить его со статьей 51 Конституции РФ и взять соответствующую подпись. А эта статья разрешала подозреваемому, как в американских фильмах, не давать против себя признательных показаний.

Такая формальная подпись имела колоссальное процессуально значение. Дело в том, что суды признавали получение таких показаний незаконным и отменяли их как доказательные документы. Этим я и воспользовался.

Я тут же написал жалобу городскому прокурору о грубом нарушении процессуальных прав, и вскоре Юра вышел из изолятора временного содержания на Петровке.

Теперь взволнованным голосом Юрий сообщал мне, что его ребята находятся в Лужниках в местном отделении. Он очень просил срочно приехать туда, пока ребят не начали «прессовать». Я быстро оделся и поехал по направлению к Лужникам.

Я приехал туда через 20 минут после того, как всех задержаных привезли в Лужники.

На лицах милиционеров было написано нескрываемое удивление тем, что я так быстро появился. Дежурные долго делали вид, что пытаются найти в журнале задержанных имена моих клиентов, но так и не нашли их. Поняв, что просто теряю здесь время, я отправился к начальнику отделения. В то время им был майор Глебов.

Начальник принял меня подозрительно вежливо и с вниманием, стал угощать чаем, затеял долгий разговор. Я понимал, что начальник отделения тянет время, но не мог понять, для чего это ему нужно.

Ответ пришел мне на пейджер через 10 минут. Мне сообщили, что ребят только что вывезли в 140-е отделение милиции. «Быстро сработали! — подумал я. — Ну ничего, я и туда успею!» И быстро стал прощаться со столь любезным майором.

— Куда же вы торопитесь? Сейчас мы узнаем, у нас они или нет, — удерживал меня майор.

— Спасибо. Но в этом уже нет необходимости, — резко ответил я. — Спасибо за чай и беседу!

Через несколько минут я уже несся по направлению к 140-му отделению милиции.

По дороге я начал размышлять о мобильных средствах связи. Не было бы у меня мобильного телефона, я преспокойно ехал бы сейчас домой, отдыхал, а тут мчись как «Скорая помощь» или пожарная команда по вызову! И еще неизвестно, сколько пробудешь… Конечно, можно было и отказаться, но тогда лишишься хороших клиентов, высоких гонораров.

А сейчас, в период острой конкуренции с параллельными коллегиями адвокатов, такие потери становятся весьма ощутимыми! С другой стороны, мобильные средства связи — сотовые телефоны и пейджеры — это дополнительные возможности для правоохранительных органов добыть интересующую их информацию.

Специальная организация ФАПСИ, созданная на основе одного отдела бывшего КГБ, разработала множество вариантов сканирования и прослушивания телефонных разговоров. И пусть не удивляются клиенты, когда им при ознакомлении с уголовным делом приносят один или два тома их телефонных разговоров и отрывки сообщений на пейджеры.

Если такое сканирование мобильной информации санкционировано народным судом, то она приобретает силу вещественных доказательств. Так что мобильные средства связи удобны и опасны одновременно.

Вскоре машина уже въезжала во двор отделения милиции. Я бывал здесь раньше по другим делам. Тут располагался изолятор временного содержания, состоящий из четырех камер и обслуживающий три соседних отделения.

Чтобы не повторять предыдущей ошибки со своей расшифровкой в дежурной части, решил сказать дежурным, что я оперативник с Петровки.

Оставив «дипломат» в машине и взяв в руки мобильный телефон, как будто рацию, я спокойно подошел к стойке дежурного. Стараясь выглядеть как мент, я небрежно произнес:

— Здорово, командиры, куда двоих злодеев из Лужников привезли?

— Да вон, в двадцать втором наши оперы с ними работают… — услышал я в ответ.

Довольный своим успехом, я быстро поднялся на второй этаж и остановился у кабинета номер 22, откуда доносились обрывки разговора. Но стучать в дверь я не спешил.

Я понимал, что клиентов от меня прячут не случайно, чтобы иметь возможность допросить их со своими ментовскими «примочками». Это прежде всего запугивание, шантаж или применение психологического и физического воздействия. Если задержанный не заговорит в этот период, то потом, с приходом адвокатов, у оперов шансов очень мало.

Поэтому я понимал, что, если я сейчас постучу в дверь, мне могут с честными глазами ответить, что моих клиентов здесь нет.

Значит, нужно как-то предупредить ребят, что их защитник находится здесь, чтобы они смогли продержаться до утра, даже если меня не пропустят к ним сегодня.

На пейджер пришло сообщение от Юры, что он с ребятами подъехал к отделению и сидит внизу в машине. И тогда я решил себя подстраховать.

Я подумал: «Сейчас я войду в кабинет. Меня, скорее всего, попросят оттуда. Тем временем я подброшу «жучок». Пусть ребята слушают информацию о себе и решают, где понт, а где правда». Я достал спичечный коробок и вложил в него радиомикрофончик, купленный недавно на радиорынке в Митино.

После этого я как можно громче постучал в дверь и прокричал:

— Сыщики, откройте, свои!

Дверь тут же открылась. Я отодвинул в сторону застывшего на месте и обалдевшего от такой наглой выходки опера и вошел в комнату. Указав на сидевших у стола ребят, я сказал:

— Я их защитник. Вот мои документы. Допрос проводите в моем присутствии.

Менты растерялись, а на лицах ребят засветилась надежда. «Так, первый акт прошел успешно!» — подумал я.

Старший опер опомнился первым.

— Послушайте, что вы себе позволяете? Ворвались в служебный кабинет! Никакого допроса без следователя мы не проводим, только беседуем. Вот завтра утром будет следователь, тогда и приходите!

Второй опер, обретя дар речи, тоже перешел в наступление.

— А кто, интересно, вас нанял? — поинтересовался он.