– Вот, из полиции девушка, хочет с тобой про Огородникову побеседовать, – басовито произнесла Нина Георгиевна. – Вы тут пообщайтесь, а я пойду в кладовку, пересчитаю, сколько порошка осталось, тырят, гадины, все тырят, – хлопнула она, вставая, ладонью по столу и, грузно поднявшись с места, вышла из кабинета.

– Наталья, как вас по отчеству? – откашлявшись, спросила Саша, глядя на тревожно посверкивающую глазами женщину.

– Ой, да какое там отчество. Наталья, и все, – махнула та легко рукой, демонстрируя добродушный нрав. Но тревожные глаза спорили с этим напускным добродушием, выдавали его наигранную неискренность.

– Расскажите мне об Алене Огородниковой, говорят, вы работали вместе, – предложила ей Саша спокойным, доброжелательным тоном.

– Ой! – снова взмахнула рукой Наталья, улыбаясь. – Да какое там вместе! Она в одном конце коридора шваброй машет, я в другом. Да нам и словом-то перемолвиться некогда. Ой, а как намашешься да туалеты все перемоешь, вроде как и чайку попить не грех, и поболтать бы можно, а уж и язык не ворочается. А уж дисциплина тут у нас, ну просто спину не разогни, не дай бог на минуту остановишься с человеком словом перекинуться! – Натальина речь была быстрой, веселой, как трескотня сороки.

Саше отчего-то вспомнилась ее троюродная тетка из Феодосии, та тоже всегда говорила много, легко, весело, и хотя виделись они за всю Сашину жизнь раза три, но стоило тете Гале появиться на пороге их квартиры, как тут же создавалось впечатление, что они всю жизнь прожили вместе и ни на миг не расставались.

Саша еще немного послушала пустую болтовню уборщицы и, вздохнув, сказала:

– Наталья, я понимаю, что у вас очень напряженный график, и, конечно, вы не могли близко знать покойную, но вы единственный человек, кто может нам помочь. – Она смотрела на Наталью как на китайского мандарина. С трепетом и уважением. – К тому же мне сказали, что у вас очень глаз приметливый и человек вы умный, ответственный, со всех сторон положительный, потому Нина Георгиевна вас и пригласила, мол, с остальными беседовать – только время тратить, – нагло льстила девушка и сама удивлялась, откуда что берется. Никогда она не считала себя мастером беседовать с пожилыми тетками, тем более заискивать перед ними. Но почему-то в данный конкретный момент Саша чувствовала себя не молоденькой, беззаботной студенткой Сашенькой Пономаревой, а именно сотрудником полиции, ответственным, серьезным, вдумчивым. Чувство было свежим и непривычным. Девушка взглянула на Наталью и с удовлетворением заметила, как та приосанилась и, пригладив густые, лежащие крупными жесткими волнами волосы, тихонько, солидно прокашлялась.

– Ну, это, я, конечно, всегда… Да нет, я же и не говорю… Ну если для дела и если помочь, то конечно. – Она оправила рабочую синюю курточку и, еще раз откашлявшись, принялась за рассказ. – Она к нам летом устроилась, в июне. Я тогда как раз из отпуска вышла, мы с мужем к свекрови ездили, на Кубань. У мужа там и сестра, и брат живут. Месяц гостили. Вернулись, и она как раз появилась. Мне ее сперва в ученицы дали, – не удержавшись, гордо поведала Наталья. – Заморенная какая-то, я сперва подумала, может, беженка, а потом гляжу, вроде нет. Тихая такая. Что скажешь, все сделает. Старательная. Из наших ни с кем особо не общалась, молчком все больше. Хотя один раз, вечером было в пятницу, уже все сотрудники офисные разбежались, мы с ней вестибюль домывали, охранник к ней вязаться начал, – как-то доверительно проговорила женщина. – Не знаю уж, чего это он к ней приставать стал, – с едва уловимой ноткой обиды произнесла она, – Ленка худая была, как спица, бледная, да и вообще, ну да, видно, на вкус и цвет. Да и он еще подвыпивши был, потом-то его вообще поперли, оказалось, он частенько за воротник закладывал. Так вот, вылез он из-за своей стойки и стал возле Ленки крутиться, она сперва внимания не обращала, а уж когда он руки начал распускать… Я даже испугалась от неожиданности, – всплеснув руками, поделилась былыми переживаниями Наталья. – Она вдруг как выпрямится, повернулась к нему, глазищи горят, шваброй по причинному месту как даст. А ну, говорит, убери руки, сука, и потом еще такое завернула, у меня мужик, когда выпьет, так не ругается! Еще раз, говорит, ручищи свои потянешь, кастратом сделаю. И зло так, прям страшно стало. И охранник, видно, тоже струхнул, уж больно лицо у нее было жуткое, словно и не шутит вовсе. А потом опять швабру взяла и стала как ни в чем не бывало полы драить. Во! – сделала многозначительную паузу Наталья.

Да, кажется, Алена все же не утратила умение постоять за себя, не то с удовлетворением, не то с гордостью отметила про себя Саша.

– А еще что-нибудь было? Может, она рассказывала вам про подруг, про семью или поклонников? – попыталась направить в более интересное для себя русло разговор девушка.

– Ой, да что вы, какие у нее поклонники? – весело рассмеялась совершенно освоившаяся Наталья. – Она вообще больше помалкивала. Вначале, когда еще только начинала работать, спрашивала, где какой отдел располагается, на каких этажах начальство сидит, а потом освоилась и вообще разговаривать перестала. Только странность у нее была, очень ей хотелось начальственный этаж убирать. Может, думала, что там будут больше платить? Ну, так это ерунда. Платят столько же, а претензий миллион, – недовольно поджала губы Наталья. – И нос каждый задирает так, будто ты и не человек вовсе.

Офисный центр Саша покидала в состоянии глубочайшего разочарования. Опять ни одной зацепки. Сплетни, старые, новые, мелкие детали и ничего стоящего. Образ Алены, конечно, понемногу вырисовывался, понятно, что девица была замкнутой, друзей не имела, поклонника вроде как тоже, никому не доверяла, умела за себя постоять, и… все? Так это ей, Саше, и раньше было очевидно. А вот кто и за что убил Огородникову, до сих пор неясно. И куда двигаться дальше, снова непонятно.

Наверное, опять к Диме Дубровину?

А что, если пойти к Рязанцеву, извиниться и вывалить на него все свои беды? В конце концов, он ее наставник. Но тут перед внутренним Сашкиным взором встал, как живой, образ «добродушного Рязанцева», она зябко поежилась, боязливо сплюнула три раза через плечо и твердо решила: уж лучше к Дубровину.

Вечером Сашка кисла с родителями на диване перед теликом. Так было веселее, чем в своей комнате угрызаться по поводу заваленной практики. По телику шел выпуск городских новостей или сводка происшествий. Начало передачи девушка пропустила.

Показывали какую-то аварию, огромный черный джип вылетел с дороги, слетел в глубокий кювет и там загорелся. То ли столкнулся с кем-то, то ли сам водитель виноват, Саша не вслушивалась, заинтересовалась только, когда услышала знакомое название. Погибший Виталий Рогутский был исполнительным директором компании «Рыбный путь».

– А я сегодня была у них, – тыкая пультом в экран телевизора, поделилась с родителями Саша. Голос ее звучал вальяжно и значительно.

Родители тут же обернулись.

– Да что ты?! – В глазах матери были интерес и уважение, как если бы Сашка была причастна к запуску космической станции на орбиту. – А что ты там делала?