– Анька, спокойно. Я скоро вернусь, без драм, пожалуйста. Сиди смирно.

Овчарка отрывисто гавкает.

– Я сказал сиди смирно, глупая.

Несколько минут я проигрываю на повторе запись с его голосом. За дверью тихо, но где гарантия, что овчарка успокоилась и готова познакомиться? Вдруг она просто ушла на кухню и оттуда наблюдает, ждет, когда откроется входная дверь, чтобы ринуться в атаку?

Я люблю животных, и обычно легко нахожу с ними общий язык. Ротвейлер Ярика, например, из всей компании признает и слушается только меня. Не знаю, почему – особых усилий, чтобы заслужить его симпатию, я не прилагал. Может, почуял во мне такого же зверя, как он сам? Вдруг и с собакой Александра Александровича произойдет нечто подобное?

Я тешу себя этой надеждой, пока мысленно собираюсь с духом. На всякий случай, прямо на куртку я надел пуховик: заслонюсь рукой, если Анька надумает напасть. Два слоя толстой материи она, может, и прокусит, но глубоких ран на мне не останется.

Бормочу себе под нос что-то вроде «смелей, ты сможешь, все будет круто», вставляю ключ в замок и медленно поворачиваю. Сначала приоткрываю дверь на пару сантиметров, затем чуть больше – и осторожно заглядываю внутрь.

Темноту прихожей разбавляет льющийся из окон сумеречный свет. Почти сразу же я встречаюсь с круглыми, внимательными глазами. Овчарка сидит в паре метров от двери – ее неподвижный силуэт заставляет меня нервно сглотнуть. Ничего драматического не происходит, я смелею и очень медленно проталкиваю веред сперва плечо, затем половину туловища, одну ногу, вторую.

Несколько секунд я стою, не шевелясь. Потом, чувствуя себя последним кретином, тихо говорю:

– Анька, меня зовут Сэмми. Твой хозяин вернется позже, мы с ним друзья, понимаешь? Ты ведь в курсе, что друзей хозяина нельзя кусать? Если тебе хочется почесать зубы, предлагаю поужинать.

На последнем слове овчарка подскакивает и с недовольным рыком бросается на меня.

Я даже не успеваю испугаться – машинально закрываюсь рукой, и почти сразу ощущаю, как две передние лапы упираются мне в живот. Овчарка обнюхивает меня, – ее мокрый нос деловито шевелится. Она явно принимает решение относительно моего будущего, а я стараюсь упростить ей задачу и начинаю приговаривать ласковую чушь.

– Что, девочка, заскучала одна дома? Очень тебя понимаю. Когда у меня долго нет развлечений, я тоже зверею. Но вынужден сохранять спокойствие, чтобы не подставиться. Развлечения у меня сложно организуемые, как и у твоего хозяина. В этом мы с ним сильно похожи.

Я деликатно убираю ее тяжелые лапы, озираюсь по сторонам и иду на кухню, сжавшись в ожидании укуса. Достаю из шкафа корм, насыпаю в пустую миску у раковины – все по инструкции.

– Давай, девочка, перекуси, а потом поговорим. На голодный желудок общаться неприятно.

Овчарка колеблется, пристально изучает меня. Заинтересованно наклоняет голову. Я ободряюще улыбаюсь.

– Ну что ты ломаешься? Все вы, девчонки, одинаковые, – внезапно мне становится весело. Я почти уверен, что вернусь домой в целости и сохранности. Мы с ее хозяином одной крови!

Овчарка словно чует перемену и сама мгновенно расслабляется. Наклоняется к миске и жадно глотает корм.

Я медленно выдыхаю. Обалдеть у меня сегодня денек. Сплошное испытание выдержки.

Пока овчарка занята поглощением пищи, я решаю осмотреться. Жилище, надо сказать, на любителя. Спартанцы и то позволяли себе больше роскоши и уюта. Ничего лишнего. Ноль изысков. Способность человека жить в подобных условиях и чувствовать себя хорошо многое говорит о его характере. Моего идола совсем не смущает его бедность, это и восхищает меня, и удручает одновременно. Я уже говорил, что многое могу принять в этим мире, но добровольная нищета лежит за гранью моего понимания.

Я, безусловно, очень мало о нем знаю. Однако не вызывает сомнений, что он из тех людей, кто умеет зарабатывать деньги. Не миллионы, конечно. Но обеспечить себя хорошей квартирой, тачкой и шмотками вполне способен. Он знает куда больше, чем демонстрирует. Обладает разнообразными навыками – я это понял за жалкие несколько дней нашего плотного общения.

Ему словно бы не нужны деньги, предметы роскоши и понты. Каждый раз, готовясь к приему очередной «невесты», он снимал отдельный домик, обустраивал место, – все это требовало определенных финансовых вложений. Он зарабатывал ровно столько, сколько ему требовалось на удовлетворение его специфических нужд. Похоже, ни в чем ином он нужды не испытывал.

И кто из нас фанатик, спрашивается? Я люблю убивать, это доставляет мне ни с чем не сравнимый кайф. Но вкусно пожрать я тоже люблю. И отдохнуть на роскошном курорте. И погонять на крутой тачке… Пусть это не главное, однако ж красивые декорации и большие возможности разнообразят жизнь, делают ее комфортнее.

Я брожу по комнатам, изучая каждый закоулок нехитрого жилища, и не сразу замечаю, что собака уже давно покончила с едой и сидит в проеме двери, отслеживая каждый мой шаг.

– Ну что? – обращаюсь я к ней. – Погуляем?

Это слово знакомо овчарке, – она пулей бежит к двери, пытаясь протиснуться в полуоткрытый собачий лаз.

Я толкаю дверь, выпуская Аньку во двор. Минуту спустя, справив нужду, собака замирает неподалеку и выразительно косится на меня.

– Понял, – с театральной обреченностью говорю я и ищу глазами что-нибудь подходящее.

У забора валяется сухая ветка: обрываю лишние сучья и вуаля. Мы начинаем играть: я бросаю палку, овчарка, прихрамывая, бежит за ней и приносит обратно. В какой-то момент я даже забываю, что еще несколько минут назад боялся, что эта псина изувечит мое лицо или перегрызет глотку. Довольно быстро собака устает; зову ее в дом, и она охотно подчиняется. В прихожей заваливается на спину, открывая мне желтый живот.

– Снова понял, – я наклоняюсь и с улыбкой чешу ее пузо.

Похоже, зверина не устояла перед моим обаянием, то-то Александр Александрович вознегодует. Небось, полагает, что никого другого его преданный питомец не признает. А вот оно как бывает. Не стоит недооценивать молодое поколение. Мы – новый виток эволюции, мы быстрее прогрессируем и адаптируемся. Я иронически фыркаю от пафоса собственных мыслей.

Уезжаю во втором часу ночи, почти в умиротворенном настроении. Напоследок я насыпал псине еще одну порцию корма, оставил лаз открытым, чтобы она имела возможность свободно выходить во двор и заходить обратно в дом.

Родителей я предупредил, что сегодня остаюсь с ночевкой у друга, так что спешить некуда. Соня присылает мне уже третье сообщение с требованием объясниться. Я приглушаю бьющую из колонок музыку и перезваниваю ей.

– Я слушаю, – сердито здоровается Соня.

– Нам лучше встретиться, чтобы я тебе все рассказал. По телефону неудобно, – начинаю мямлить, потому что сам еще толком не придумал подходящую легенду. Правду ей говорить нельзя, а ложь она может раскусить – с проницательностью у нее довольно неплохо.