— Валюша? Духи и тебя решили посадить в яму? Такой низости я, честно говоря, от них не ожидал.

Оператор поднял голову вверх, крикнул:

— Эй, охранник!

В отверстии показалась голова душмана:

— Чего твой надо?

— Мой надо, чтобы твой передал хозяину, что он вонючка со свалки, понял?

— Мой не передаст ничего!

— Не передаст? А я думал, педераст!

— Нет! И больше не кричат. Вода лить буду, хлорка бросать буду! Совсем плохо твой в яме будет.

— А я тебе потом яйца отрежу, козел!

— Твой ничего не режет. Мой режет!

— Иди отсюда, балбес!

— Не кричать больше! Понял?

— Я твой нюх топтал, чурбан, это твой понял?

Дольский завелся, передразнивая охранника.

В их перебранку вступил Сергинский:

— Владимир Алексеевич, да не злите вы их ради бога. И так наше положение незавидное. Поместили в какой-то хлев, ни умыться, ни в туалет сходить, а если охранник еще воды с хлоркой нам нальет, мы же задохнемся тут, глаза повредим.

Оператор ответил:

— А ты, Антон Дмитриевич, передай наверх, что желаешь к духам в услужении перейти, глядишь, они и выпустят тебя отсюда.

— Ну зачем ты так, Володя!

— Затем! Не думал я, что ты такой тряпкой окажешься.

Дольский помог Валентине устроиться на топчане, покрытом старой, грязной кошмой. Спросил:

— Если не секрет, Валюша, о чем духи с тобой беседовали?

— Да какой, Вова, секрет? Нас захватили из-за меня.

— Из-за тебя? Не понял.

— Что ты не понял? Вспомни, кто мой отец, и все поймешь!

— Духи хотят за тебя выкуп получить?

— Да!

— А ты что решила?

— Пока ничего. Их главарь, Исмаил-Хан, требовал, чтобы я по спутниковому каналу связалась с отцом и попросила его заплатить за наше освобождение.

— А ты?

— А я сказала, что мне надо подумать, как поставить разговор с отцом. Ведь он же не знает, что я отправилась в Афганистан.

— Ты не сказала родным, что летишь в Афган?

— Конечно, нет. Иначе отец сделал бы все, чтобы меня не включили в съемочную группу.

— Слушай, а действительно, с чего это ты решила лететь сюда? Ладно мы, нам на жизнь зарабатывать надо, но ты-то упакована по полной программе. И муженек будущий, слышал, из так называемого высшего света. Далась тебе не только эта командировка, но и работа на телеканале?

Валентина вздохнула:

— Не все так радужно в моей жизни, как ты это представляешь. А муженька у меня из «высшего света», если выберемся отсюда, не будет. Пошел он к черту, подонок.

— Чего это ты о нем так ласково?

— Есть причина.

— Не хочешь говорить, не надо. А отцу позвони. Пусть вытащит тебя!

— Разговор идет о нас всех.

Дольский невесело усмехнулся:

— Да нет, Валюша, мы с Сергинским вне игры. Нас с ним отсюда уже не выпустят.

— Это смотря какие условия будут выставлены.

— Какие бы ни были. Исмаил-Хан согласится отпустить всех, но в лучшем случае, получив бабки, отпустит только тебя. Кстати, сколько он запросил за освобождение?

— Десять миллионов.

— Долларов?

— Ну не рублей же!

— Неплохой аппетит у этого Исмаил-Хана.

— Неплохой. Но мы или все выйдем отсюда, или никто.

— Не глупи, Валюша. Отпустит — уходи. Убивать нас духам резона нет, определят в рабство. А там, глядишь, с твоей помощью и мы обретем свободу. Так что не геройствуй.

Оператор посмотрел на часы:

— 13:28 местного времени. Если у тебя, Валюша, сутки на размышления, то и нас наверняка до часу завтрашнего дня духи не побеспокоят. Ну разве что жратву передадут. Выспимся. Хоть и хреноватенько в этом подвале, но он имеет одно существенное преимущество перед помещениями наверху. Здесь, по крайней мере, не жарко!

— Это точно!

Валентина легла с края топчана, глубоко задумавшись.

Афганистан. Крепость Хандар, вторник, 12 июля.

Время для пленников в подвале тянулось медленно. От ужина и завтрака журналисты отказались. Попросили воды умыться. Охранник спустил им на веревке кувшин. Заложники немного привели себя в порядок. Все ждали вызова Валентины к главарю банды, но в 9:00 решетка колодца, ведущего в подвал, отъехала в сторону, и к пленникам упала веревочная лестница. В проеме показалась физиономия коменданта крепости, Назима Натанджара:

— Эй, кроты, вы еще живы?

Дольский ответил:

— Твоими молитвами! Лоб о пол не разбил?

Комендант, видимо, находился в хорошем настроении. Он рассмеялся:

— За тебя, неверный, пусть твоя мать в Москве молится. Так, почему не ужинали и не завтракали? Решили объявить голодовку? Не советую. Откажетесь от обеда — пищу больше предлагать не будем, затем прекратим давать воду. Посмотрю я, как вы запоете через пару суток. Ладно, не хотите жрать, шайтан с вами. А ты, оператор, поднимайся-ка наверх!

— Чего я там забыл? — спросил Дольский. Мне и здесь неплохо!

— Ты плохо понял? Исмаил-Хан желает тебя видеть.

— Сам Исмаил-Хан? И чем это я заслужил подобную честь?

— Вылезай, сказал, или я прикажу своим людям вытащить тебя из подвала. Но когда тебе сломают пару ребер и выбьют зубы, будешь пенять на свою ослиную тупость!

— Зачем же обижать животных? Они поумнее любого из вас будут!

— Так ты поднимаешься?

Дольский вздохнул:

— Поднимаюсь. Что-то не хочется остаться без зубов со сломанными ребрами.

— Давай! Быстро!

Оператор повернулся к Валентине:

— Если не вернусь, Валя, матери скажи, что погиб случайно. Придумай что-нибудь, ладно?

— Ты вернешься, Володя!

— Да? Ну если ты сказала, то вернусь.

Дольский зацепился за лестницу и вскоре скрылся в проеме колодца. Решетка вновь встала на место, и наступила гнетущая, тревожная тишина. Из угла подал голос Сергинский:

— Зачем Дольский понадобился Исмаил-Хану? Может, он с ними заодно?

— Не пори ерунды, Антон. Вова свой в доску, а вот ты, кажется, совсем голову от страха потерял.

Сергинский вскричал:

— Да, я боюсь, я очень боюсь. И это… нормально. Я не хочу умирать, мне всего тридцать один год, у меня хорошие перспективы, квартира в Москве. Какой же я идиот, что согласился, более того — напросился в эту командировку.