— Скажи, что теперь с ним будет? — задала Арина, мучивший её вопрос.

— С кем? С твоим женихом? — своей едой Лара была озабочена сильнее, чем пленником. — Если он понравится королеве, будет её любимой игрушкой, пока она не забеременеет.

— А если нет?

— С ним будет развлекаться всё её племя, пока он не выдохнется.

— А когда королева забеременеет?

— С ним будет развлекаться всё её племя.

— И нет никакой возможности его выкупить, вызволить, спасти? — Арина отложила свою недоеденную «шаурму». Она не запомнила, как это называлось.

— Я, конечно, сочувствую твоей потере, — Лара вытерла рот батистовым платочком, который достала из сумочки. — Но от фурий ещё ни один чужестранец не вернулся живым. Так что можешь самоубиться прямо сейчас. Ты же достойная дочь своего народа?

Она сверлила её насмешливым взглядом, но вряд ли ждала ответа.

— Не дождёшься! — огрызнулась Арина.

— Дождусь, — промурлыкала девушка. — Когда принц узнает, что он твой жених, он сам предложит тебе яд или острый нож. Он у нас такой правильный, наш Ричард. И так свято чтит любые традиции.

И Арина решила, что срочно должна поговорить с принцем. Ей бы ничего больше не спрашивать у этой лицемерки, но мысль о принце вызвала воспоминания о короле, а у кого ей ещё спросить.

— А почему так странно одет король? Это же явно иноземная одежда.

— Именно поэтому, — встала Лара, закончив свою трапезу. — Ты будешь доедать?

— Нет, — Арина тоже поднялась.

— Чужеземные вещи в нашей стране стоят очень дорого.

Они неспешно пошли вдоль побережья к своему каменному и недлинному мосту.

— Их негде купить. Их снимают с туземцев, или находят в их сумках. Иногда к побережью прибивает такие большие квадратные баулы, всё время забываю, как они называются.

— Чемоданы?

— Да, да, именно так.

— И король не брезгует одевать чьи-то ношеные вещи? — глаза Арины полезли на лоб, чем только насмешили её спутницу.

— Дорогая моя, — сладенько промурлыкала она. — Наш король ничем не брезгует. А носить вещи казнённых им врагов почитает за честь.

После прогулки по побережью у Арины так гудели ноги, что пружинистое седло показалось ей удобнейшим из сидений. Лара доверила ей поводья, и Арина, надеялась, что не сильно донимает красавицу Диди в точности выполняя последнее из правил: «Кисти рук держать свободно, локти прижать к талии».

Словосочетание «тропический остров» у Максима стойко ассоциировалось с буйной растительностью, влажным климатом, непроходимыми зарослями и, пожалуй, москитами. Но едва часовые на мосту проводили его сочувственными взглядами, и с узкого побережья они углубились в лес, его поразила тишина. Глубокая, плотная, живая, наполненная шумом прибоя, шелестом листьев, первобытным загадочным пением птиц.

Максим спотыкался о корни, кривыми узловатыми корягами торчащими из песка, и, оглушённый этой тишиной, крутил головой, пытаясь запомнить дорогу. Но как любой типичный горожанин в джунглях он был совершенно беспомощен, поэтому быстро забросил это занятие и стал смотреть исключительно под ноги.

Когда песок сменился мягкой заиленной землёй их процессия внезапно остановилась. Королева вылезла, собственноручно освободила его от порядком поднадоевших кандалов, пересадила попугая на своё запястье и, скользнув сквозь мангровые заросли, исчезла. Максим, недолго думая, поспешил за ней.

Она уже забралась на нос лодки, и один из её сопровождающих дождался, когда Максим запрыгнет, и оттолкнулся от берега шестом. Теперь эта голубоглазая блондинка смотрела на него в упор, холодно, равнодушно.

Видавшая виды лодка, выдолбленная из такого толстого ствола дерева, какие растут не одну тысячу лет, мерно покачивалась, и Максим первым решил нарушить молчание, обратившись к попугаю:

— Не боишься, что я сбегу? — он потёр запястья, до сих пор зудевшие от наручников.

Видимо, осмысливая вопрос, попугай наклонил голову и сделал несколько неуверенных шагов по шесту, который специально для него положили поперёк лодки. Длинная палка предательски дрогнула и прежде чем перепуганный попугай, растопырив крылья упал в воду, Максим поймал неустойчивую жердь и вместе с ней передвинул птицу блице к центру лодки.

Девушка дёрнулась, когда попугай чуть не сорвался, но Макс не обратил на неё внимания, и она снова замерла на носу их маленького корабля как гальюнная фигура.

— Ну что ж ты, Кеша, так не аккуратненько? — покачал он головой. — Здесь же поди и крокодилы водятся. Эх, Кеша, Кеша!

— Её зовут Глаша, — не выдержала девушка.

— Глааашаа, — подтвердил попугай, качая головой.

— А я Макс, — представился парень, глядя на птицу.

— Мааакш, — снова покачал головой попугай.

— Ну, вот и познакомились.

Остальную часть пути по спокойной реке, утопающей в зарослях, они проплыли молча.

Лодка мягко ткнулась в берег. Не дожидаясь приглашения, девушка спрыгнула, прихватив свою попугаиху. Макс послушно пошёл за ней по шатким мосткам из половинок бамбука.

— Ири! — Выбежала ей навстречу женщина, когда они подошли к деревне.

Несколько бамбуковых домиков, похожих на избушки на курьих ножках. Вот так лесные фурии! Некоторые африканские племена живут богаче. Но сильнее жилищ его поразили татуировки на теле женщины. Эффект резьбы по дереву выглядел и ужасно, и прекрасно одновременно.

— Сколько? — спросила она, даже не взглянув на Макса.

— Три сто, мама. Три сто, — девушка обессиленно упала на плетёный стул, и только сейчас Макс понял, как она расстроена своей покупкой.

— Мэга?

— Торговалась как полоумная. Но, если бы я уступила, они могли что-нибудь заподозрить. Мне двадцать два, нам нужна наследница и за последние четыре года мы не выторговали ни одного чужестранца.

— Теперь у нас их два плюс изрядная дыра в бюджете.

— А, — махнула она рукой и встала. — Пусть его покормят. Глаша!

Она не оборачиваясь выставила в сторону руку, и большая красная птица спикировала над головой Макса ей на плечо. Он подумал, что это наверно больно, но его сочувствие прервали и тут же задушили на корню.

— Эй ты, хватит пялиться, — сказала её мамаша, поджарая и мускулистая не по годам, и протянула ему кожаный ошейник.

— Я что, пёс? — возмутился Макс.

— Поговори у меня, — она хлестнула его ошейником и бросила на землю. — Подними и надень.

— Тебе надо ты и подними, — плечо, по которому она попала горело огнём, но он не подал вида.