— Что-то подсказывает, что мне.

— Ты не позаботился стереть его, — заявил Рэй, — потому что собирался унести с собой — вместе со всеми остальными. Полагаю, ты его обронил. Не переживай, Берн. Это связывает тебя с местом преступления, но я уже знаю, что ты там был, так что какая разница?

— Как скажешь.

— У тебя была пачка писем. Должно быть, они лежали в конверте или папке. Какой она была толщины? Дюйм или больше? Два дюйма? Алиготе не сказала, что ты что-то держал, стало быть, в руках у тебя ничего не было, зато рубашка была полной.

— Моя рубашка?

— Рискну предположить, что письма ты спрятал под рубашкой. Таким образом ты мог обмануть Алиготе, но опытный наблюдатель обратил бы на это внимание, поэтому тебе пришлось куда-то спрятать все свои вещи, прежде чем появиться в вестибюле, ведь ты уже знал, что в гостинице труп, и подозревал, что можешь быть замечен.

— Опытным наблюдателем.

— Или тем, кто случайно признает в тебе неукротимого вора, какой ты и есть.

— Неисправимого.

— Ты сам это сказал. Но ты не прятал вещи у себя в номере, Берн, и ты не выходил с ними из отеля, а значит…

— Ты ведь не поверишь, что у меня их вообще не было…

— Ни за что, Берн!

— … значит, я должен был спрятать их где-то в гостинице.

— Угу. Я бы предположил, что в другом номере, и, будь я молодым и горячим, стал бы обыскивать все номера, передвигать мебель и поднимать ковры.

— Но ты старше и умнее.

— Ты правильно меня понял, Берн. Зачем поднимать волну, если у нас с тобой есть шанс извлечь из этого кое-какую выгоду? Только скажи, куда ты их запрятал, и я пойду заберу, а там видно будет.

— Что видно будет?

— Как на них заработать. Разумеется, это дело непростое. Я слышал, никто не представляет, сколько могут стоить эти письма. И они мало что будут стоить, если не продать их публично. Можно украсть редкую книгу, или ценную монету, или картину — всегда найдется какой-нибудь чокнутый коллекционер, который отвалит тебе за нее сполна и спрячет туда, где ее никто не увидит. Но главные покупатели таких писем, как письма этого вашего Гулливера, — университетские библиотеки. А они не будут платить большие деньги за то, чем никогда не смогут похвастаться.

— Им нужна публичность.

— Как старику с молодой подружкой. Половина удовольствия — показать ее своим приятелям, тем более что это — почти все, на что он способен. Следовательно, при такой сделке ты вынужден отваливать большие бабки страховой компании.

— Но в таком случае…

— Только они не застрахованы. Ландау не оформила страховой полис на свои старые письма, а страховка «Сотбис» на них не распространяется, потому что они туда так и не поступили. Ландау не может их выкупить, потому что ее самой уже нет в живых, и, если не существует какого-то нового завещания, о котором никто не знает, ее собственность переходит Авторской гильдии в качестве вспомоществования тем, кто на него претендует, а я полагаю, что таких там в наши дни большинство.

— Да уж, таково наше общество, Рэй. Мы недостаточно ценим искусство.

— Да-да, нам всем должно быть стыдно. Но суть не в этом. Берн, кто-нибудь пожелает назначить вознаграждение или появится еще какая-нибудь возможность по-тихому срубить бабла. Мы поделимся.

— Пятьдесят на пятьдесят, — сказал я.

— Единственный способ избежать обид, Берни. Половину тебе и половину мне. Точно, как в аптеке.

— Пожалуй, это справедливо.

— Еще бы. Ну что, по рукам?

— По рукам, — согласился я. — Но письмами я займусь сам.

— Каким образом? Твои портреты во всех газетах, Берн. Тебе не пройти мимо дежурного администратора. Давай я заберу. Я же могу войти туда как к себе домой.

— Одолжи мне твою бляху, — сказал я, — и я сделаю то же самое.

— Очень смешно.

— Письма в надежном месте, — продолжал я. — Никто их не потревожит. Я доберусь до них сразу же, как только будет возможность, но спешить ни к чему. А тебе, Рэй, не достать их, даже если будешь знать, где они находятся.

— Не пойму тебя, Берн.

— Рэй, я могу рассказать тебе все, что знаю про эти письма, но ты все равно не найдешь их. Поверь мне.

— Ладно, — кивнул он. — У тебя так же ловко получается прятать вещи, как и находить их. Остается надеяться, что ты не спрятал их где-нибудь в номере Ландау.

— Как бы мне это удалось? Вы небось перерыли там все сверху донизу.

— Конечно, — согласился Рэй. — И твой номер тоже. Включая медведя.

— Медведя? Паддингтонского мишку?

— У тебя в номере, на каминной полке.

— И ты решил, что он может скрывать двухдюймовой толщины папку с письмами? Интересно, где? Может, под красной курточкой?

— Не письма, — покачал он головой. — Он мог скрывать воровские инструменты или даже маленький пистолет.

— Это пушка у тебя в лапах или ты просто рад меня видеть? — произнесла Кэролайн, словно кого-то цитируя. — Рэй, неужели ты с твоими дружками вспорол медвежонка Берни? Если так, полагаю, у него есть все основания подать на тебя в суд.

— Ага, и жалобу в Общество защиты животных, — ухмыльнулся Рэй. — Но мы всего лишь просветили его рентгеном, так что успокойся. В общем, мы все тщательно обыскали, Берн, и у тебя в номере, и у нее, но, конечно, это не наркотики, которые ищут с собакой. Да и как собака поможет найти письма какого-то писаки?

— Может, дать ей понюхать образец почерка Гулли Фэйрберна?

— Или лиловый конверт. Я знаю, какой ты сообразительный, поэтому распорядился, чтобы двое моих людей тщательно просмотрели все ее папки в поисках чего-нибудь лилового. Идеальный способ спрятать эти письма — засунуть их в другую папку.

— Как «Похищенное письмо»,[11]— заметила Кэролайн.

— Похищенное или не похищенное, — буркнул Рэй, — но парни вернулись ни с чем. Конечно, мы не стали разбирать стол или дверцу холодильника, так что ты мог бы посетить еще раз номер Ландау и найти свой хитроумный тайник. Вот только номер опечатан как место преступления. Тебе туда не попасть.

— Мне и не надо.

— Тем лучше, — сказал Рэй. — Значит, они где-то в другом месте, там, откуда ты можешь их забрать.

— Вот-вот.

— А я не могу.

— Не можешь, не производя шума и не привлекая больше внимания, чем тебе хотелось бы.

— А кому этого хочется? — пожал плечами Рэй. — Ладно, Берн. Значит, будем пока играть по твоим правилам. Не торопись, но и не затягивай, договорились? У меня и так дел невпроворот с этой дамочкой, которой дали по башке. Говорят, она знаменитость, хотя никто из моих знакомых слыхом о ней не слыхивал. Кстати, ты, случайно, не знаешь, кто ее прихлопнул?