…Воздух струями рвал с малинового острия сигареты искры, и они — далеко за спиной в темноте — гасли…

Броник — инопланетный метеорит в беспросветной вселенной Чернобыля — пролетал, оставляя за собой быстро тухнущие блестки огня…

Мы доехали до стоянки и, не снимая сапог, улеглись спать в бронике.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

ЧЕРНОБЫЛЬСКАЯ ШВЕЙНАЯ ФАБРИКА

ЭВАКУИРОВАНА В Г. ТЕТИЕВ

60 КМ ОТ БЕЛОЙ ЦЕРКВИ.

ВСЕМ РАБОТНИКАМ ФАБРИКИ

ЯВИТЬСЯ В Г. ТЕТИЕВ, ШВЕЙНАЯ Ф-КА

Это большое рукописное объявление-плакат, до того как я его заметил, два месяца провисело на центральной улице Чернобыля, на дощатом заборе покинутой стройки.

Прикреплено оно было огромным количеством железных кнопок. Они были и по краям, и по всему листу, между буквами.

В свой последний заезд в Чернобыль, после разведки, отдав данные в штаб, я прошелся по этому городку, которого, знал, уже не увижу больше никогда, и снял это объявление себе на память. Я давно его присмотрел.

Кнопки от дождей поржавели, порыжели и бурым потекли вниз по бумаге.

Вид у него был как у живого существа, расстрелянного из пулемета.

Память выкидывает коленца.

Вот я, например, не помню — были

в Чернобыле воробьи или нет?

По-моему, нет. А может, я их

просто не видел, как нечто

привычное, естественное и потому

незамечающееся? А они были,

чирикали, купались в пыли…

А может… Не знаю.

Короче, если кто-то даст точную

информацию, были там воробьи или нет,

буду благодарен. А то мучаюсь.

Воробьи…

Трудно себе представить, насколько меняется мир, когда в нем добавляется еще один опасный параметр.

Сергей Мирный. Интервью в передаче «Поверх барьеров»,

радио «Свобода», 25.09.98

Вы знаете, какое слово (я не имею в виду слов, вообще к делу не относящихся, например, «человеческое достоинство», «горные лыжи» или «ананас»), — какое слово употреблялось в обыденной речи в чернобыле реже всего? Чтоб не сказать — не употреблялось вообще?…

Ни за что не догадаетесь.

Это слово -

РАДИАЦИЯ.

Что, если вдуматься, естественно.

Мы ж не говорим все время «воздух», «воздух», «воздух»? Нет, мы просто: «дышим», «свежо», «холодно» (окружающий воздух имеет низкую температуру), «ветер», «сквозит» (воздух движется), «воняет» (в воздухе есть неприятный запах) и т. д. А о воздухе ничего не говорим, это само собой подразумевается — среда…

Так и в чернобыле: «фонит», «хватаем», «светит», «Сколько?» — «Два». — «Многовато, давай побыстрее», «уровни упали (или поднялись)», «лагерный фон», «броня насосалась пыли», «машина грязная», «сколько за работу записали?»…

…веселенький такой мирок, где это отсутствующее слово — как воздух…

Вот тут меня под локоть толкают и подсказывают:

Оказывается, у эскимосов, для которых снег и все, что с ним связано, — это вопрос жизни и смерти, в языке нет слова «снег». Мягкий пушистый снег — это одно, наст — другое слово, старый подталый снег — третье… А общего слова «снег» у них нет. Оно им без надобности.

…такие вот веселенькие чернобыльские эскимосы…

— Нам теперь эта радиация по фиг будет! Дома все с ума сходят — «радиация!», «радиация!»… А нам — тут! — по барабану…

А другой, улыбнувшись смущенно, как бы сам себе удивляясь:

— А я тепер, мабуть, i борщ дома мiрятиму…

— I жiнцi пiд спiдницею… — тут же вставил кто-то.

— Ну що ж, це таке дiлo…[36]— умудрен но ответил первый.

Разговор быстро перешел на предметы приятные…

А я задумался:

А действительно, как мы будем реагировать на повышенные уровни радиации — потом?

Ведь то, что с нами тут происходит, это ж явно ненормально…

Какой потом будет «выброс» — сверхреакция на это?

И в какую сторону?

Полное пренебрежение? — «А-а, по фиг, видали мы эту радиацию…»

Или наоборот — сверхчувствительность? — трястись будем при одном упоминании?…

Из трех возможных путей поступления радионуклидов в организм (вдыхание, заглатывание с водой и пищей, проникновение через повреждения кожного покрова) наиболее опасно вдыхание загрязненного воздуха.

Сивинцев Ю.В. Насколько опасно облучение:

Радиация и человек. 2-е издание, перераб. и доп.

Москва: ИздАТ, 1991. С. 52, 55–56.

Я забыл респиратор.

Обнаружил я это уже у ПУСО «Лелев» (здесь мы всегда надеваем респираторы, едучи из Чернобыля на разведку к АЭС): привычно полез рукой в куртку, в карман — а там ничего нет…

Ощупываю все карманы на себе, пересматриваю содержимое полевой сумки до дна… Нет.

— Коля, респиратора запасного нет?

— А твой где?

— Доперекладывался! Из ватника — в куртку, из куртки — в ватник… А ватник в лагере оставил. День сегодня, смотрю, жаркий…

— В бардачке у меня запасной респиратор-«лепесток» есть…

Ф-фух!.. Как я мог об этом забыть! С Колей — надежно…

Роюсь перед собой в бардачке, официальное название которого — «перчаточный ящик». Во всех без исключения автотранспортных средствах он всегда забит массой всяких наинужнейших предметов, так что прозвище свое получил не случайно[37]…