с ним. Но! Он остался там, и ему ничего не надо: он не умер от ран, но его жизнь, не находя пристанища, рассыпалась на кусочки – здесь хорошо, там плохо, потому что ту войну, где он потерял все, что у него есть, объявили преступной.

Игорь долго не задавал вопросов.

– Да, – со вздохом выронил он наконец – были времена и люди. Я думаю, что же меня тянет к нему. Мой отец тоже был преступником – он все это время с 1979 по 1989 год, десять лет, отсиживался в тюрьме за…

* * *

Дверь в реанимационную палату открылась, и доктор в белом халате вышел в коридор. Он снял марлевую повязку и, глядя на Андрея, сказал:

– Мне очень жаль, – сердца у близких дрогнули. Андрей встал. – Я не могу сказать вам ничего утешительного: он в коме, и спасти его может только чудо.

– Мне тоже очень жаль, – сказал Игорь после того, как врач удалился. – Он был для меня незаменимым человеком, другом…

– Ты поосторожней, парень, – сказал Андрей. – Он еще живой, и ты не знаешь, сколько в нем силы. Но ты все равно жалей!

– Почему?

– Как только поправится, он решил уехать в Афганистан – он получил приглашение от человека, против которого он воевал много лет назад.

– Опять воевать?

В комнату внезапно вошли встревоженные парень и девушка. Парень стал смотреть по сторонам, а девушка – колотить окошко в двери.

– Откройте! – высоким голосом завопила девушка.

– Это реанимация? – спросил парень.

– Да, – ответил Андрей и про себя с горечью добавил: «Да, это место, где испускают последний вздох». – А вы к кому?

– К Белозерову, – ответил парень.

Андрей округлил глаза и в раздумье бросил взгляд на девушку, которая чем-то была похожа на друга. У него екнуло сердце, он сглотнул комок в горле.

– Это моя жена, – сообщил парень, указывая на девушку, – и его дочь.

Сквозь звездный небосвод Семен начал слышать тонкий, переливающийся голос, разрезающий тьму:

– Па-па!

Он впервые в жизни слышал такое слово. Еще раз и еще раз. К нему начала возвращаться сила, достаточная, чтобы поднять налившиеся свинцом отяжелевшие веки. Он увидел над собой, как в тумане, лицо, и оно было похоже на то, что пришло к нему во сне вместе с зубной болью.

– Дочь, – выговорил он наконец, дотрагиваясь до ее руки. – Это ты?