Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Махан рванул сгонять одноклассников, но окоротил себя и перешел на медленный шаг вразвалочку – цепляя ногу за ногу…
– Созови ему!.. – бурчал себе под нос Махан. – Вася туда, Вася сюда… Ты безногого своего погоняй… Я ему твому такое устрою – сам не признаешь. Не тока мордой, а целиком станет синюшный…
«Он даже не подозревает, какие счастливые минуты ожидают его, – думал Лев Ильич, глядя вслед Махану. – Он сможет впервые прочесть Джека Лондона… Да практически все у него будет впервые… Мне бы такую возможность: Джека Лондона, но теми жадными глазами…»
– Какое озеро, Йеф-Ич? – встретила Льва Ильича на спортивной площадке Люба Доброва. – Сегодня же последний день: родители напонаедут, завуч про табеля станет ругать… Сегодня с вокруг школы – никуда…
– Точно, – вспомнил Йеф. – Спасибо. Принеси хоть мяч из класса – чего так болтаться? – Йеф дал Любке ключ от шкафа в классе, где хранился разный инвентарь.
«А если они не будут читать Джека Лондона? – Йеф смотрел на собирающихся вокруг шестиклашек, прикидывая, стоит ли и вправду им завидовать. – Если вообще читать не будут? Окрепнут и поползут хватать, рвать, размножаться… жрать и ломать. Это же инстинкт детдома: только то может быть твоим, что съел или сломал, – все остальное не сохранить, как свое. Кто их удержит от плохого? Наверное, в мире изначально нет ни добра, ни справедливости. Это мы сами создаем справедливость из хаоса и зла – больше ведь не из чего. Кто читал Джека Лондона – те и создают. А если не читали? Что они будут создавать из хаоса мира?..»
– Йеф-Ич, а вы в Москве были?
– Че ты пристаешь? Ясный пень, был. Недомерок казау…
– А мне вот интересно, и я спрашаю… Вот ты знаешь, из чего Кремлевская стена сделана?
– Ясны пень, из кирпичей.
– А я думаю – из железа…
– Дура ты, и ничего больш… Во всем мире стока железа нету…
– А почему тогда говорят «железный занавес»? Сама по радио слыхала… Ага, не знаешь…
– Я как вырасту, первым делом поеду в Москву.
– Тока тябе тама и ждали! Заждались прям…
– А вот и поеду!..
– Ну и чаво табе тама нада?
– Я первым делом в мавзолей пойду. Там Ленин…
– Ты бачыла по телику, какая там очередь?
– А я раней усех приду и займу. Подумаешь, очередь… Усюду очередь – не привыкать.
– А билет? Можа ён стока стоить, скока у тябе и николи ня будэ?..
– Да-а, наверное, он дорого стоит. Ленин ведь один, а тех, кому посмотреть, – море…
– Йеф говорил, что в мавзолей забесплатно.
– Хлусня. Такая очередь и – бесплатно? Не можа быть…
«А ведь на завидки и мечты у тебя попросту нету времени, – попенял себе Лев Ильич. – Вообще, чем меньше остается жизни, тем больше приходится корректировать мечты и оставлять самое-самое. Это наша плата за взросление. За все приходится платить…»
– Йеф-Ич, – затеребил воспитателя за рукав Ваня Безродный. – А в мавзолей за гроши или так?
– За все приходится платить, – повторил Йеф вслух. – Постой-постой, – врубился он в реальность. – Ты про мавзолей? Туда бесплатно. Гляди на здоровье.
– Лев Ильич, погодите, – кричала издали кастелянша Наталья Васильевна, поспешая и смешно переваливаясь с боку на бок. – Боялась, что вы своих куда увели…
– Хотел, но не получилось. Административные торжества…
– Во-во, – согласилась кастелянша. – Значит, так, – другим, громовым голосом обратилась она к детям. – Шестой класс, учет белья! Домашние – сдают, интернатовские – считают… За мной – в спальный корпус!..
– Мы уже седьмой класс, а не шестой, – поправила ее Люба.
– Мала еще со мной спорить, шмакодявка. У тебя на трусах на штампе че написано? Сейчас сыму перед всеми и заставлю вслух читать. Потому что написано там – шестой класс… А то, ишь, спорит она!
* * *
– О, Ильич! – обрадовался Йефу Федор Андреевич. – С возвращеньицем!
Директор копался в аппаратуре радиоузла, размещенной в его же кабинете физики, чтобы именно отсюда управлять школьной громкой связью (радиорупором, если проще).
– Во холера! – раздражался директор. – Никто не хочет ничего робить – даже железяка эта. А если так? – торнул он в проводок.
«…есять часов московского времени, – ожил радиоузел, но тут же засвистел, возражая директорским усилиям закрепить нужные проводочки. – …заботой Коммунистической партии и Советского правительства о жителях тех районов, которые в результате аварии на атомной электро… – Проводочки опять вырвались из-под пальцев директора, а он упрямо продолжал ставить их на место, грязно ругаясь на них – даром, что тихо… – …переменная облачность, без осадков, температура воздуха 19 градусов по Цельсию. Вы слушали прогноз погоды на сегодня, 28 мая 1986 года. А теперь…» – И опять радиорупор затих, в этот раз как-то надежно затих.
– Ну не холера? – сокрушенно спросил директор гостя. – Конечно, холера… Надо будет Григория позвать – няхай припаяе.
– Искали? – напомнил о себе Йеф.
– Да-да. Книгу твою вернули… Со спасибом даже. А я, стыдно признаться, малость труханул, думал – хана! Сдаст, думал, этот мой знаемыш. Я-то и знал его на чуток – один раз с приятелем моим приезжал сюда, вот и напридумал про него всяко-гадко, а он, оказывается, человек. – Федор Андреевич передал Йефу томик «Архипелага», завернутый в старую измятую газету. – И вот чего я подумал. – Директор усадил Йефа за свой стол, а сам сел напротив. – Судя по виду книжки, много рук она прошла, вельми много. Да я и сам, считай, всем своим приятелям давал. А приятели эти – еще кому-то. При этом приятели мои поголовно не рядовые члены нашей кровавой партии – совсем не рядовые… Удивительное дело!
– Чего удивительного? – не понял директора Йеф.
– Никто не донес. Никто не побег сдавать такую замечательную вражескую книгу. А ведь это рискованно – не побечь…
– И вправду удивительно, – согласился Йеф. – Это доказывает, что книга очень хорошая – пробирает любого. Каждый после нее становится лучше и понимает, где правда, а где ложь и злодейство, и никто не желает быть там, где злодейство. Вот продавалась бы она свободно и прочли бы эту книгу все. Тогда…
– И тогда все было бы, как сейчас. Ну, можа трошки лучше… Уже тем лучше, что прятать не надо было бы – читай открыто… Хотя, думаю, если бы Солженицын этот, дай ему бог всего-всего… если бы он взошел командовать, то он бы силком заставил всех книгу свою читать, да еще обсуждать в рабочих коллективах, как историю ВКПб.
– Не клевещи на великого человека, Андреич…
– Экий ты наивный, Ильич – смотреть жалко…
– Чем это я наивный? – запротестовал уязвленный Йеф, стараясь не демонстрировать эту свою уязвленность.