мне нужны вы. Ваша честность, ваша принципиальность, ваша вера в будущее Германии, ваше желание скинуть нацистскую мразь с престола. Все это мне нужно от вас.

Глаза инженера метались по сторонам, он думал – кричать ему: "Шпион" или не стоит.

– Давайте я поконкретнее объясню, – предложил Шнайдер. – Мой агент видит Гитлера три раза на дню и записывает его застольные речи. Организовать покушение на него – легко, как воды из крана попить. При большом желании можно будет даже организовать несчастный случай с ним. Но вопрос в том, что будет с Германией после этого. Ведь главное не в том, как быстро умрет Гитлер, главное – как быстро закончится война. Хватит уже тех миллионов жертв, которые мы принесли гиене фашизма. И мы хотим найти людей, готовых к тому, чтобы остановить войну после смерти фюрера. Мы не хотим, чтобы на смену маньяку Гитлеру пришел палач вроде Гиммлера. Нам нужны нормальные люди вроде вас, готовые строить новую, свободную Германию.

– Мне надо подумать, – сказал Майерс.

– Думайте, думайте, – кивнул Шнайдер.

После гуляша и кружки пива Майерс слегка захмелел. Все вокруг показалось ему вдруг нереальным. Ведь всего три года назад он был обычным инженером, а сейчас он обсуждает с русским шпионом заговор против фюрера. Если бы это было сном, то сном приятным, подумал он. Только бы не болели так синяки по всему телу, и не ныли бы обломки зубов.

– Знаете, герр Шнайдер, – сказал Майерс, – вы так долго и энергично пытались обратить меня в нацизм, что мне теперь сложно поверить, что это вы се делали понарошку.

– А как же еще? – искренне удивился Шнайдер.

– Я даже могу допустить, что вы верите в коммунизм и все, что с этим связано. Но то, что все ваши логичные умозаключения, все ваши проповеди, ваш дискуссионный талант, напор, натиск – все это было лишь притворством – в это мне сложно поверить.

– Смешно, – ухмыльнулся Шнайдер. Пиво подействовало на него тоже умиротворяюще, и он не хотел ни обижаться, ни ссориться. – Как вы можете судить об искренности людей, если они сами не знают, верят они в то, что говорят, или нет? Вот эти все миллионы немцев, которые сначала искренне ненавидели русских коммунистов, потом искренне их обожали, а теперь снова искренне ненавидят – они что, врут, по вашему мнению? Нет, они говорят правду. Правда же заключается в том, что им хочется верить в то, во что верят все, и они будут верить искренне. Понимаете?

– А вы тут причем? Вас-то что заставляло так искренне пропагандировать мне нацизм?

– Притом, что я должен сделать свое дело, которое мне поручила партия. И это – моя правда. Ради этого я выпускаю из себя мистера Хайда – полковника СС Шнайдера, но ведь управляет им доктор Джекилс – советский разведчик Александр Комаров.

– Звучит как шизофрения.

– Шизофрения – это когда мы верим в то, что женщина и мужчина способны испытать одновременный оргазм, хотя сами никогда в жизни этого не видели. А остальное – это так, мелочи.

– Все-таки странно, – не успокаивался Майерс. – Ведь вы совсем не похожи на русского. Я бы сказал, что вы по виду – просто идеальный нацист с агитационного плаката: худощавый, среднего роста, блондин, серые глаза. Я все жду, что вы сейчас вскинете руку в римском салюте и крикните: "Зиг Хайль".

– Хотите закурить? – предложил Шнайдер.

– Да. После алкоголя всегда почему-то хочется сигарету, – Майерс с удовольствием закурил, мозг затянуло легким туманом.

– Так какие же, по-вашему, должны быть русские? – спросил Шнайдер.

– Хм… Не знаю… Маленького роста, пузатый, в фуфайке, с бородой и лысиной. И пахнет от них, конечно, потом и навозом. Крестьянский такой типаж. Все время сплевывает и почти не говорит.

– Боже, откуда вы это взяли? – засмеялся Шнайдер. – Посмотрите любой советский фильм – там совсем другие люди.

– Это вы мне говорите?! – усмехнулся инженер. – Вы бы еще мне посоветовали посмотреть немецкие фильмы, чтобы увидеть настоящих немцев.

– Не сравнивайте фашизм и коммунизм! – оборвал его Шнайдер.

– Извините, не хотел оскорбить ваши идеологические чувства. Хотел только спросить: скажите, а вы верите, что переживете эту войну?

– Пардон?! – удивился Шнайдер.

– Вот смотрите, десятки миллионов людей сейчас воюют, миллионы из них уже умерли или скоро умрут. От снарядов, пуль, от голода, переохлаждения, гангрены – вы сами знаете, как мы далеко продвинулись в деле уничтожения. И очень многие из них не просто умрут, но умрут очень мучительной смертью, болезненной и страшной. И вот вас не удивляет, что они все живут и умирают в нищете и отчаянии – а вы тут сидите в кафе и, кажется, совсем не собираетесь отдать жизнь за родину.

– Смелые слова,– похвалил Шнайдер. – Учитывая то, что я – ваша единственная надежда спасти свою жизнь, вы сейчас совершили очень смелый поступок, сказав мне в лицо то, что вы думаете. Я это оценил!

Шнайдер сделал небольшую паузу, пытаясь сдержать ярость, сосчитал про себя до сорока: «Раз, два, три… сорок», и потом продолжил:

– Я не стану говорить, что здесь я своей родине нужнее, чем на фронте, хотя это так. Вы думаете, я трус? Нет. Знаете, я был бы счастливее сейчас где-нибудь в штабе дивизии, в десяти километрах от фронта, разрабатывая план наступления на фашистскую Германию. Потому что мой каждый день здесь – это похуже, чем на подводной лодке. Что вы знаете о том, каково это – жить не своей жизнью? – Шнайдер разгорячился. – Мне здесь дышать нечем! Вы понимаете, что я даже во сне не могу быть самим собой? Вы думаете, мир вокруг вас сошел с ума, когда пришел к власти Гитлер? Вот сколько людей вы ненавидите? Ну, вашу соседку, следователя, Гитлера, может еще пару человек, а в общем, вокруг вас обычные простые люди. А вы знаете, каково это – ненавидеть всех вокруг? Наверное, вы переживали что-то подобное в тюрьме, и уже через пару недель вы были готовы сойти с ума. А я здесь уже семнадцать лет. И я держусь. Но знали бы вы, как я хочу снова жить своей жизнью! Хочу снова встретить своих друзей, родителей, сказать: "Здравствуй, мама, я вернулся с ответственного задания и мне больше не надо уезжать, хватит, я дома, и я останусь дома навсегда". А потом выпить с друзьями детства и говорить обо всем, что в голову взбредет, честно и открыто. Получить свой орден, надевать его в День Победы или в День Советской Армии. Я хочу отмечать свои праздники, петь свои песни, читать