Появился первый танк. 3-й батальон уже продвигался вперед по улице, вклиниваясь в позиции русских. Огонь обороняющегося противника становился все более плотным. В дело вступили тяжелые орудия и минометы нашего полка. Через наш участок вдоль улицы в направлении на север прошли два танка. Еще три покатили на восток в сторону мешка. Правый фланг моей роты начал пересекать улицу. Теперь пришла и наша очередь. Подразделение Диттнера было уже впереди, я с солдатами отделения управления роты последовал за ним. Сначала мы решили занять участок прямо перед нами, то есть в направлении Волги. После первой сотни метров – когда почти никто не оказывал нам сопротивления – мы вдруг резко попали под огонь обороняющихся. Нас обстреляли пулеметы с дальних позиций, сверху посыпались мины минометов, к которым добавился прицельный огонь винтовок.

Наши танки действовали хорошо, но в одиночку они не могли решить поставленные задачи: кропотливая тщательная работа по зачистке оставлялась нам, пехотинцам. Справа мы заметили лишенную окон стену длинного прямоугольного здания. Наше продвижение вперед было остановлено фланговым пулеметным огнем как раз оттуда. Мы заняли укрытие в ходе сообщения. Жушко обратился ко мне:

– Герр лейтенант, там в стене отверстие. Огонь ведется оттуда.

Я посмотрел в том направлении в бинокль, увидел ту дыру и различил какое-то движение в темноте.

– Неметц, мне нужно противотанковое ружье!

Вскоре я подготовил ружье на позиции и стал ждать. Когда из отверстия в стене раздалась очередь, я сделал выстрел. Пулемет замолчал. В это время наши товарищи справа догнали нас. В результате упорного сопротивления у нас появились первые потери. Мы пробивали себе путь вперед, прикрывая друг друга, и уничтожали один за другим очаги сопротивления. Это тоже стоило нам потерь. Оба украинца оказали нам бесценную помощь, работая в качестве носильщиков. Противник защищался до последнего, ни один из тех, кто противостоял нам, не сдался.

Прямо напротив нас было вырыто укрытие, в котором, очевидно, располагался командный пункт. Мы пробивались прямо к нему. Были брошены ручные гранаты. Вильмана зацепило парой осколков, но он сумел самостоятельно добраться до пункта оказания первой помощи.

Жушко позвал меня:

– Герр лейтенант, там комиссар!

– Крикните ему, чтобы он сдавался!

Когда Павеллек прокричал это комиссару, тот занял укрытие и открыл по нас огонь из автомата. Мы открыли ответный огонь. Находившийся левее нас Диттнер понял, что происходит. Одним броском он оказался в 10 метрах от русского. Поняв, что у него нет выхода, комиссар вытащил свой наган и застрелился. Мы пошли дальше. Повсюду справа и слева слышались звуки боя. В этом небольшом мешке площадью примерно 2 квадратных километра едва можно было разобрать, кто и в кого стреляет. Русские, позиции которых находились выше наших, конечно, давно знали, что происходит. Артиллерия противника стала ставить на этом участке заградительный огонь. «Сталинские органы» тоже стали стрелять залпами по территории, где находились окруженные, не обращая внимания на то, что их товарищи все еще сражаются там.

Мои верхнесилезцы пришли в ярость. Чем выше были наши потери, тем более упорно они сражались, увлекая за собой молодежь.

Размеры мешка постепенно уменьшались, что говорило о том, что наши бойцы проявляли абсолютную волю добиться поставленных перед ними целей.

Мы бежали вперед, когда Жушко выкрикнул:

– Осторожно, герр лейтенант, «органы»!

Мои товарищи с быстротой молнии попрятались. Каждый бросился в ближайшую щель или воронку от снаряда. Одним броском я оказался в укрытии, когда вокруг меня раздался грохот и треск. На секунду мое лицо слева попало под ударную волну. «Поленья» реактивных снарядов залпа ударили по краям моего укрытия. Осколки и ударная волна, образовавшиеся в результате взрыва, оказались направленными в воздух надо мной. Но часть этой могучей силы пришлась и на мое укрытие, однако осколки снарядов не пробили его. Иначе мне пришел бы конец. В голове шумело, я чувствовал, будто меня ударили по голове молотом. Глядя на своих товарищей, я видел, как их губы шевелятся, но ничего не мог понять. Я что, оглох? Если бы еще остановить этот непрекращающийся рев у меня в ушах. Это было похоже на паровой клапан, из которого постоянно подавали пар. Я не слышал ни звука. Однако я все же мог говорить и приказал старшему отделения управления роты, чтобы он заменил меня. Если я потерял способность слышать, то от глухого меня было мало толку.

Мне нужно было отправляться в батальон, заглянув по пути на свой ротный КП, и доложить там обо всем командиру. У унтер-офицера Пауля и его санитаров было полно работы. Несколько солдат, которые могли передвигаться без посторонней помощи, пошли со мной. Снаряды, то и дело падавшие поблизости, заставляли нас несколько раз спасаться в укрытиях.

По прибытии в батальон я узнал от своего друга лейтенанта Шулера, что майору Вайгерту пришлось оставить батальон и обратиться к батальонному врачу. Он, как и его предшественник, внезапно слег с желтухой. Черт!

Теперь батальоном командовал адъютант. Моей ротой, точнее, ее жалкими остатками, командовал старший отделения управления роты.

Мы общались друг с другом скорее как артисты-эксцентрики. Йохен писал ответы на мои вопросы на доске для сообщений. Если вопросы были у него, то он сначала записывал их на доске, а потом я отвечал на них.

Через час день должен был подойти к концу. Надеюсь, что задача по ликвидации котла была успешно выполнена. Какой теперь стала наша численность? Чтобы узнать это, надо было в первую очередь тщательно оценить данные ежедневных докладов из подразделений.

Я сказал Йохену, что проведу эту ночь в своем обозе и что меня заберет ротный гауптфельдфебель на обратном пути после того, как развезет пищу. А до этого я прилягу и попытаюсь немного поспать.

Я проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Это был Йохен. Рядом с ним стоял мой гауптфельдфебель.

Сначала мне потребовалось вспомнить, где я нахожусь, а потом все встало на свои места. Посвистывание в ушах напомнило мне, что я не сплю. Я проспал четыре часа, и вот меня снова вернули в окружающий мир. Я снова в реальности, жестокой и безжалостной.

На мой вопрос о том, как обстоят дела на передовой, Йохен написал: «Котел окружения ликвидирован. В 5, 6 и 7-й ротах вместе осталось 23 человека. Семь из них относятся к 7-й роте. Общая численность пехотных рот 3-го батальона составляет 21 человек. В нашем батальоне 8 человек было убито, 14 – тяжело ранены, остальные получили ранения средней тяжести и легкие. Лейтенанты Вайнгартнер и Фухс тоже были ранены».

Я был настолько изумлен, что не мог вымолвить ни слова. Что стало с моим полком? Где пополнение? Если не прибудут опытные, испытанные в боях солдаты, какой толк в работе штаба и тыловых подразделений, подразделений тяжелого оружия? Те, кто непосредственно ведет ближний бой с противником, – это мы, пехотинцы. Высокий уровень потерь сегодняшнего дня вновь продемонстрировал это.