Очередная загадка?

Андрей опустил голову и закрыл глаза, запустив руку в волосы. Нужно было что-то придумать. А если с Лизой что-то случится, пока он тут? Может, и она провалилась?

Он открыл глаза и снова прочитал записку. Если это новая загадка, то прежние числа здесь явно не пригодятся…

– А ты чего тут засел?

Андрей резко поднял голову и вдруг понял, что по-прежнему сидит на том же стуле, но все уже вернулось в норму. Незаметно, в один миг. Он на самой обычной кухне. Все те же светло-желтые обои на стенах. Никакого пепла и потускневшей старой плоти на стенах. Может, все это галлюцинации? Нервы…

Лиза стояла в коридоре и удивленно смотрела на Андрея. Он с облегчением выдохнул и глянул на свою правую руку, в которой по-прежнему сжимал записку.

– Что это у тебя? – спросила Лиза.

Андрей протянул ей бумагу.

– Соседка приходила, маму спрашивала зачем-то, – сказала Лиза. – Думала, у нее выходной сего…

Лиза замолчала. Она читала записку, беззвучно шевеля губами, и вдруг глаза ее расширились. Она посмотрела на Андрея, и он прочел в ее взгляде нечто, близкое к ужасу.

– Откуда ты это взял?!

– Это снова случилось. Совсем ненадолго, я… В общем, провалился… И кто-то продолжал звонить в дверь, ты куда-то пропала. Я пошел искать тебя и нашел это на полу. А потом вдруг все стало нормальным.

– Это случилось прямо сейчас?

Андрей кивнул.

– Но прошло-то всего секунд десять…

– А что это такое? Что это за стихи?

– Пойдем, я кое-что покажу.

Лиза поспешила в комнату, Андрей поднялся и побрел следом.

В комнате на стене висел большой портрет, выполненный карандашом. На портрете был изображен длинноволосый мужчина с острыми чертами лица и ярко очерченными скулами. Он слабо улыбался, и было в этой улыбке что-то нехорошее. Почти никакого сходства с Лизой, кроме немного схожей формы носа и едва уловимо – линии бровей.

– Это твой отец? – спросил Андрей.

Девушка рылась в ящике стола и, не оборачиваясь, спросила:

– Ты про портрет?

– Ага.

– Да, это мой дядя его рисовал.

– Что ты там ищешь?

Лиза порылась в столе, извлекла оттуда какую-то черную книжку и уселась на диван. Андрей присел рядом. Девушка стала судорожно листать исписанные мелким почерком страницы, что-то отыскивая. Наконец остановилась, протянула раскрытый дневник Андрею и сказала:

– Прочти.

Андрей взял дневник в руки. На кремовой бумаге был написан тот же самый стих, той же красной ручкой. Андрей забрал у Лизы записку и сравнил. Почерк был идентичен.

– Не понимаю, – сказал он, возвращая дневник.

– Стихи Киплинга. Точнее, отрывок. Отец записывал эти стихи в дневнике. Почему-то разными цветами. Обычно он все писал черной ручкой, но где-то выделил красным, а где-то зеленым. Я не знаю, почему так, но это явно неспроста.

– Погоди… Это значит?..

– Это значит – папа жив, и, похоже, он отправил послание.

Андрей закрыл глаза и, надув щеки, громко выдохнул. Все это жутко изматывало. Все новые и новые безумные события, странные разговоры, отец Лизы, записки… Эта чертовщина наступала со всех сторон, и от нее некуда было спрятаться даже на минуту. Андрею казалось, что он падает в глубокую бездну, которой нет конца.

– Андрей! – позвала Лиза. – Ты понимаешь, что это значит?

– Почему он не мог написать что-то вразумительное? Типа: со мной все в порядке, я жив, не волнуйтесь…

– Не знаю, – ответила Лиза, не выпуская записки из рук.

– Если это и правда написал он, то зачем эти стихи? Я правда не понимаю. Это же не игра.

– Может, у него нет возможности написать нормально? – предположила Лиза. – Может, этот мир меняет его слова?

– Это… Бред какой-то… Просто домыслы…

– А разве не безумно все, что происходит с тобой?

С этим было трудно спорить.

Они долго молчали, сидя рядом и слушая тяжелое дыхание друг друга. Андрей закрыл глаза, пытаясь осмыслить происходящее, но в голове была полная каша.

«Я боюсь, – думал он, – боюсь того кошмара, что ждет меня по ту сторону. Я знаю, о чем меня попросит Лиза. И могу ли я отказать? Разве у меня есть выбор? А если бы был – отказал бы?»

Он открыл глаза и увидел лицо Лизы, которое заметно порозовело, утратило прежнюю бледность.

Она протянула ему дневник и прошептала:

– Помоги мне.

Максим Анатольевич.

Отец Андрея. Запись № 1

– Он тогда третий класс заканчивал. Как-то вернулся домой из школы и давай о себе говорить… со стороны.

– То есть в третьем лице?

– Да, да… Вот, значит, завел шарманку и так три дня кряду разговаривал. Сначала-то мы думали: ну дурачится, дети все время себе что-нибудь придумывают. Но потом это уже стало раздражать. Спросишь у него: как дела в школе, а он в ответ: «У Андрея все хорошо. Можно ему погулять? Он уроки вечером сделает». И вот в таком духе целый день. Зовешь поесть, а он: «Андрей не голоден», или «Андрей спрашивает, что на ужин?».

– А вы пытались узнать, почему он так себя ведет?

– Естественно! Да что толку? Он вот так же и отвечал! У меня уж, помню, нервы сдали, я наорал на него, чтобы говорил нормально, до слез довел пацана. И самому мне стыдно стало, потом прощения просил, а он знаете что ответил?

– Что?

– Андрей тебя прощает.

Тем же вечером, вернувшись от Лизы, Андрей успел выяснить из дневника не так уж и много. Дело шло медленно, поскольку сначала он читал все записи подряд, однако быстро понял, что обычные бытовые зарисовки, которыми была заполнена вся первая часть дневника, не помогут найти ответов. Конечно, среди них встречались достаточно интересные заметки из жизни семьи Смолиных. Читая дневник, Андрей узнавал Лизу чуть лучше. Например, оказалось, что ей не нравятся помидоры и красный цвет. Что она любит читать Достоевского и обожает «Властелина колец», но терпеть не может «Звездные войны». Теперь Андрей хотя бы знал, какие фильмы с ней точно не стоит смотреть, если, конечно, выпадет шанс что-то посмотреть с ней вместе.

Когда он добрался до рассказа о первом провале, он не нашел почти ничего нового, кроме того, что уже и так успел услышать от Лизы. В целом описания города вполне совпадали с тем, что видел сам Андрей во время своих провалов.