Немного полистав дневник, он убедился, что дальше уже почти все записи посвящены провалам. Однако некоторые из них заставляли сомневаться в нормальности Сергея Смолина. Местами он зачем-то менял цвета ручки. Вставлял стихи, писал какие-то непонятные числа, не делая к ним никаких пометок. Иногда предложения прерывались на полуслове, а после заходила речь совсем о другом. И на первый взгляд никакой логики в этом не было.

На одной из страниц обнаружилось и упоминание о той игре, участником которой совсем недавно оказался Андрей. Во всяком случае, описание ее было удивительно похоже на то, с чем он столкнулся. Отец Лизы недоумевал по поводу того, почему это существо, которое он прозвал «Загадкой», выбрало для своей игры именно стихи Киплинга. К сожалению, Смолин не объяснил, каким образом ему удалось вычленить из довольно крупного отрывка строчку «Не обманись. Играй», но те же цифры, что были в записке Лизы, действительно были написаны там зеленой ручкой и содержали пометку «Выход». Логика, которой следовал Смолин в решении задачи, оставалась неясна и напоминала, скорее, случайную выдумку. Из этого отрывка можно было составить довольно много фраз, но ведь это помогло выбраться из ловушки Смолину и Андрею тоже.

Почти все страницы толстого дневника были густо исписаны мелкими буковками. Лиза сразу призналась, что большую часть записей она до конца не понимает. Например, значение различных чисел, невпопад вписанных в текст, а также смысл некоторых заметок на полях, явно сделанных позже, чем сами записи.

После пары десятков прочитанных страниц голова уже плохо соображала. Андрей решил передохнуть. Закрыв дневник, он поднялся из-за стола и включил чайник. Стоял, потирая виски, когда на кухню заглянул Семен.

– Как дела? – спросил он.

– Да так себе… – ответил Андрей. – Устал немного.

– Где гулял так долго?

Домой Андрей действительно приехал поздно, едва успел на метро. Хотя от Лизы он ушел довольно рано, долго плутал по дворам, пытаясь отыскать выход к дороге, хотя прекрасно помнил, что от ее дома проспект отделяла всего одна арка. Но вечером эта дорога привела его в другой, совершенно пустой двор, а потом – еще в один. Когда Андрей пытался дозвониться до Лизы, абонент почему-то был недоступен. Он не на шутку испугался, хотя сейчас, вспоминая об этом, понимал, что, скорее всего, просто повернул не туда и забрел в глубь дворов.

– У девушки был. Новенькая с работы.

– О! Ну наконец-то! Поздравляю.

– Пока не с чем, – ответил Андрей.

– Да ладно, ты просидел весь вечер с девушкой… А может, и не только просидел… А теперь говоришь, что не с чем? – Семен хитро улыбнулся.

– Именно так.

– Эх, Андрюха… – Семен махнул в его сторону, вышел на балкон и закурил.

Андрей последовал за ним, достал из пачки сигарету и прикурил тоже, глядя на ночное небо, затянутое тучами.

Внизу раздался гудок поезда, Семен высунулся и посмотрел на железную дорогу. Принюхался, сплюнул и воскликнул:

– Мазутом воняет!

– Слушай, Сема, – позвал Андрей. – А ты слышал когда-нибудь про то, что в Питере раньше подвешивали сырое мясо в тех местах, где собирались что-нибудь строить…

– Ага, а если оно гнило, то место считали гиблым, – перебил Семен. – Старая байка. Это не только про Питер рассказывают. У меня товарищ на работе есть, он мне этими разговорами все уши прожужжал. У него даже Петр Первый в каких-то ритуалах сатанинских участвовал. А сам этот чувак говорит, что как-то заблудился в центре города ночью: не мог реку перейти, все мосты якобы пропали, а дороги спросить не у кого было.

– Как это? – спросил Андрей, выпуская дым из ноздрей.

– Да он еще тот сказочник. То ли шизанутый, то ли заврался вконец. Зато работу свою хорошо делает, вот его и терпят.

Андрей хмыкнул.

Семен затушил окурок в пепельнице.

– Сам-то что об этом думаешь? – спросил Андрей.

Сосед посмотрел на него удивленно и, усмехнувшись, подытожил:

– Херня все это. – Высунувшись из окна, он сплюнул и вернулся в квартиру.

Андрей докурил, налил чаю и уселся за стол. Еще долго он сидел, бездумно перелистывая дневник, и наконец, остановившись на случайной странице, принялся читать.

12 марта 2008 года

320

На улице никого не оказалось. Уже на выходе из квартиры я ощутил тот странный запах гнилого мяса, который теперь ни с чем не спутаю. Запах быстро улетучился, но даже теперь, каждый раз, когда я его чувствую и уже знаю, к чему это идет, все равно ощущаю какую-то робкую надежду, что ничего не случится.

Когда я добрался до автобусной остановки, меня привлекли звуки нестройной музыки. Человек в черном и на вид очень дорогом костюме, при галстуке, в начищенных до блеска туфлях, сидел на асфальте и играл на гитаре, хотя правильнее это было бы назвать беспорядочным дерганьем за струны в попытках добиться нужной мелодии. Мужчина злился, что у него ничего не выходит, а когда увидел меня, отсалютовал и протянул гитару, попросив, чтобы я сыграл ему. Я ответил, что не умею, что, в общем-то, было не совсем правдой. В молодости я разучил несколько аккордов и пару песен, но сейчас вряд ли смог бы хоть что-то вспомнить, да и желания играть в таких обстоятельствах у меня не было. В ответ мужчина выругался, положил гитару на асфальт и поднялся.

Это был первый человек, которого я встретил тут.

Глупо улыбаясь, незнакомец протянул мне руку, и когда я пожал ее, ощутил жгучий холод и тут же засомневался, что передо мной нормальный, живой человек. Он точно был не таким, как я. С чего вообще ему быть таким довольным и радостным?

Я спросил его, что он тут делает и как сюда попал, на что он снова глупо ухмыльнулся и сказал, что тот же вопрос стоит задать мне. Я ответил, что не имею представления и мне самому было бы интересно это узнать. Тогда мужчина, ничего не ответив, достал сигареты и закурил. Что было странно: никакого запаха табака я не почувствовал, даже когда он выпустил облако дыма прямо мне в лицо.

Он сказал, что вообще-то бросил курить, но раз он тут, то делать можно все что угодно. Он наклонился к моему уху (ростом он был на голову выше меня) и прошептал, словно кто-то мог нас подслушать, что вообще рад бы найти тут подходящую красотку, а то его старушка порядком ему осточертела, но, как назло, ни одной приличной дамы, да и вообще хоть какой-нибудь дамы поблизости нет.

Я кивнул, сделав вид, что понимаю, о чем он ведет речь, а затем спросил, не удивляет ли его отсутствие других людей и явно ненормальное состояние города? Мужчина хмыкнул, поправил галстук и ответил, что во сне и не такое бывает. Тут мне все стало ясно: этот «костюм» полагал, что спит, но я-то прекрасно понимал, что это не сон. Когда я попытался расспросить его, что он помнит перед тем, как оказался в этом сне, он махнул на меня рукой и, засмеявшись, сказал, что просто лег спать в своей постели.