Он посмотрел на меня с иронией:

- Даже облекшись плотью, я не опьянею. Потому что плоть моя будет из четырех стихий: огня, воды, земли и воздуха.

- Всего-то? - удивился я. - Весьма примитивно. Хотя зачем вам больше? Я бы и это сузил, вы же не человеки…

- Почему?

- Несчастные, - пояснил я, - даже не знаете радостей похмелья! Ладно, в любом случае судебное разбирательство нужно провести как можно короче. У нас просто нет времени. Однако зело нужно раз и навсегда снять этот вопрос с повестки дня, а то он уже стонет под такой тяжестью.

- Так и сделаем, - сказал он. - Я уже велел явиться Гавриилу, Уриилу и Рафаилу. Может быть, захватят кого-то еще, но достаточно будет и нас четверых.

- Вас уполномочили? - спросил я.

Он поморщился, голос прозвучал породисто и с надменностью высокорожденного:

- Мы, четверо высших архангелов!

- Мое почтение, - сказал я.

- Отвечаем, - пояснил он с подчеркнутой брезгливостью, - не только за весь небесный легион, но и за весь мир!

- Ого, - сказал я и даже ахнул. - Вот так за весь мир?

Он улыбнулся широко и победно, вскинул руку в прощании. Свет блеснул, как мне показалось, нарочито яркий, чтобы ослепить меня хоть на минутку, не знает архангел, что я мгновенно адаптируюсь как к яркому свету, так и к темноте.

Может быть, когда-то сумею это использовать в нужный момент.

Азазель нервно меряет шагами коридор, массив ные медные светильники при его приближении ис пуганно приседают, пламя свечеи? становится крас ным, но оранжевеет снова, едва он поворачивается к ним спинои?.

Я бодро улыбнулся, прошел мимо и распахнул перед ним двери в кабинет:

- Входи.?Он переступил порог, потянул носом:?- Как противно пахнет…?- Это не я испортил воздух, - сказал я, защищаясь.

- Это ладан. Или не ладан??Он поморщился:?- Неважно. Не понимаю, чего добиваешься.. Ангелы не отступятся от обретеннои? свободы. Мятеж ники за это пострадали, а Михаил и все, признавшие тогда Адама наследником и правителем, теперь пользуются и тем, за что Люцифера низвергли… Налеи?-ка того вина, что крепкое, но все-таки вино.

- Коньяк? - переспросил я. - Держи. Марочный, выдержанный. Кэвэ.

- Что такое кэвэ?

- Коньяк выдержанный, - пояснил я. - Есть еще кээс, коньяк старый, есть оэс, очень старый…

Он махнул рукой:

- Давай самый старый. Они сейчас явятся снова, так что сделай чашу побольше, я с нею и удалюсь, дабы не созерцать твой провал.

- Почему провал? - спросил я. - Поклон был!

- Не все поклонились, - уточнил он.

- Не все, - согласился я. - Но Михаил и его легион и есть те, что тогда поклонились. На этом я и строю свои доводы. Ты видишь, как моментально Михаил согласился решить вопрос в судебном порядке? Значит, его беспокоит достаточно сильно.

- И не только его, - обронил он сумрачно.

- И ад?

- Угадал.

- Тогда ждем, - сказал я. - Кто со стороны старомятежных?

Он ответил нехотя:

- Обещает явиться Вельзевул. Хоть и с великой неохотой. Остальные отказались.

- Тогда ты помоги, - сказал я встревоженно. - Вельзевул сам не потянет. Ты как?

- Придется, - ответил он. - Но не думаю, что Вельзевул восхочет появиться в замке.

Я спросил с испугом:

- Ах да, ему же нельзя…

- Нельзя, - согласился он, - но вообще-то он может. Хотя он сам не любит нарушителей.

- Нужно переместиться из замка лорда Робера, - спросил я, - куда-то в место понейтральнее?

- Хорошо бы, - ответил он. - Но… ладно, уже поздно.

Гордо заблистал золотой свет, донесся нежный звук арфы, из сияющего огня вышли пятеро в золоте кудрявых волос, светлолицые и золотодоспешные, хотя и весьма устаревшего позднеримского образца, то есть в так называемых мускульных кирасах, имитирующих рельеф идеальной мужской мускулатуры. Эти доспехи иногда называли еще анатомическими. А также у всех пятерых расписные поножи.

Архангелам не приходится пользоваться щитами, не то что простым ангелам, потому мечи у Михаила и остальных на перевязи слева, кинжалы справа.

У Михаила с плеч красиво ниспадает пурпурного цвета палудаментум, и вообще они все красивые, гордые и возвышенные, только вот птерюгес, кожаные юбки, нарушают для меня гармонию, ну не могу я смотреть на мужчин в них серьезно.

С Михаилом прибыли Уриил, Гавриил, Рафаил, все гордые и чистые, как золотые рыбы из золотого ручья, на меня смотрят свысока, с ними еще один дивно сияющий, настолько чистый и светлый, словно минуту назад вылупился из золотого яйца.

В сторонке проявился Вельзевул, но показываться не стал, я видел на его лице отвращение, что и понятно, ну кому могут понравиться такие чистенькие да сияющие. Разве что женщинам, да и то не совсем женщинам, а деловым. Нормальным же нравятся мужчины небритые, грубоватые, чуточку небрежные.

Азазель исчез за мгновение до того, как появились архангелы, даже кубок с коньяком унес, не забыл.

Я сказал тем недовольно-брюзгливым тоном, каким вдалбливают в головы самым тупым простейшие истины:

- У меня уже скоро нарастет на языке вот такая мозоль, а все никак не поймете, хотя от людей могли бы нахвататься большей сообразительности. И не надо играть мускулами, Гавриил!.. Да, я знаю, что любой из вас сильнее меня. Но и простой бык сильнее человека, однако ходит в ярме! Конь тоже не слаб, но исправно таскает телеги, пашет землю, носит всадника на спине… Так что не надо так уж… вы поняли?

Они смотрели надменно, с ничего не выражающими лицами. Я перевел дыхание, заговорил как можно более уверенно, стараясь подавить остатки предательской дрожи в голосе:

- Сейчас отдельные несознательные элементы, как со стороны темных, так и со стороны светлых, вздумали вредить человеку, надеясь по своей беспримерной тупости, что их тщетные попытки останутся незамеченными! Но я все зрю и даже вижу. Потому в ответ заявляю, что с прежним попустительством окончено!.. Сейчас времена особые, гремящие, когда конституцию засовываем в афедрон, а я по-военному законно изволю крепко взять власть в свои недрогнувшие руки, как было четко и ясно начертано Творцом. Думаю, вам всем это не нравится! Не нравится?.. Да, не нравится. Но отныне будет так и только так. Если кто против - пусть скажет. А я все запомню.

Рафаил поинтересовался чистым музыкальным голосом:

- И что будет?

Я ответил жестко и постарался изобразить на лице свирепую ухмылку:

- Увидим, кто не признает меня царем природы и властелином мира.