— Невозможно.

— Почему?

— Подобное предполагалось, именно поэтому мы ведем дела на уровне вице-президента компании заказчика.

— Сеньор Варгас?

— Да.

— А почему невозможно? Я просто хочу понять.

Павел запыхтел, как старый пылесос перед началом работы. Видимо, этот товарищ не особенно любил объяснять очевидное. Но в этот раз ему пришлось.

— Потому что, если компания вдруг ни с того ни с сего обращается к другой фирме с нашим дизайном, возникает судебная ситуация. Рядовому члену команды «Гранде-Трафико» такой поворот, быть может, и выгоден: взял свои деньги, да и сбежал в Пампасы, благо от Эквадора это недалеко, но для самой компании «Гранде-Трафико» такие риски неоправданны. Именно поэтому вся наша документация идет непосредственно через Варгаса, который является не просто местным представителем, но и держателем крупного пакета акций. Варгас сам программист по первому образованию, и ему не надо объяснять азов, это очень упрощает дело. Он страхует утечки, рассматривает первоначальные решения, а непосредственным исполнителям документы поступают, только когда фаза проекта уже запущена и деньги выплачены. Поскольку каждый проект уникален, то после запуска документов в оборот смысл их воровать пропадает.

Но Вика не унималась:

— А сколько получит, например, президент или вице-президент, если сольет информацию?

Павел вдруг расхохотался:

— Процентов пять, максимум семь от всей цены сделки, при общей стоимости одного проекта десять-пятнадцать тысяч долларов… Не так и много. У нас сейчас пять проектов в разных странах Латинской Америки. Получается где-то два с половиной — пять миллионов долларов. Как договорятся.

— Почему ты смеешься?

— Да я просто представил себе, как приходит какой-нибудь японец к Варгасу и сообщает на оранжевом глазу: «Сеньор Варгас, давайте вы украдете для меня одну ерундовину, а я дам вам примерно две ваши годовые зарплаты. Конечно, после этого ваша карьера накроется медным тазом, возможно, вы даже сядете, ваши акции в компании будут конфискованы по суду, бонусы, выходные пособия — все кирдык, зато вы поучаствуете в крутой авантюре».

— М-да, нелогично.

Они некоторое время молчали. Я уже собирался выползать из своей тени, но вдруг Паша сказал едва слышно:

— Я хотел сказать…

Он запнулся, снова повисла пауза. Кнопкин прокашлялся и заговорил громче:

— Это действительно уникальная какая-то история. Понимаешь, я ведь сам специалист по безопасности. Думаешь, чему я в Лондоне учился? Кого, как не бывших хакеров, обучать системам защиты? Но сейчас я сам в шоке. Я искал детектива, сыщика, специалиста по информации, вышел на тебя. Все понимаю: задача необычная, но если мы вычислим этого человека, мы озолотимся. Я серьезно.

— Ты поэтому не хочешь распускать команду?

— И это тоже.

Я затаился и ждал: скажет ли он про конфликт с советом директоров, но Кнопкин снова промолчал, и тема ушла.

— А как ты про утечки впервые узнал?

— Увидел своими глазами. Мой дизайн, мой план, структура облака моя.

— У японцев?

— Да. Представляешь? Это как…

— Серпом по яйцам…

— Серпом по яйцам? Вика, ты ж филолог!

— Именно! Как филолог я просто обязана владеть всеми выразительными средствами русского языка, в том числе экспрессивной лексикой, — сказала Вика с нарочитой серьезностью.

Они снова посмеялись, а дальше пошел обыкновенный треп.

— Я бы сказал просто: могу заругаться матом, — сквозь смех выдал Паша.

— Ругнуться.

— Что?

— Ругнуться или начать ругаться. Заругаться — так не говорят.

— В смысле, не говорят?

— Не говорят — значит не используют.

— Ну… ок, ты филолог, тебе виднее, — в голосе Паши послышалось смущение.

Однако он был не из тех, кто легко сдается.

— Может быть, у вас на филфаке так не говорят, но у нас в Бобруйске говорили именно так…

Павел помолчал, но, как видно, тема его увлекла:

— Погоди, но ведь говорят «закурить сигарету» или «запеть песню». То есть начать петь, начать курить. Почему нельзя сказать заругаться, а надо говорить «начать ругаться», когда это одно и то же?

Виктория задумалась.

— Глагольный вид — предмет темный. Например, задолбал — это не «начал долбать», а как раз наоборот. Задолбал — значит уже долбит давно, и границы терпения жертвы на пределе. Универсальная филологическая отмазка в таком случае — так сложилось исторически. Или есть еще волшебное слово «узус», переводится как «просто мы так говорим».

— Про задолбал — это намек? — спросил вдруг Павел ни к селу ни к городу.

— Почему намек?

— Я тебе не надоел еще?

Обычно Вика за словом в карман не лезет, но в этот раз удивилась даже она:

— С чего бы? Не надоел. Наоборот, мне так легче моего красавца ждать.

Голос собеседника повеселел:

— Твой красавец должен быть с минуты на минуту, если я себе правильно Кито представляю. А я теперь буду говорить «заругался матом». Бобруйск. Узус. И никто мне не указ.

Они вновь дружно посмеялись.

— А у вас же в белорусском слово гусь женского рода, да? — Вика продолжила этот высокоинтеллектуальный лингвистический диспут.

— Точно. Гусь пошла на озеро… И это, кстати, правильно. Утка, курица, перепелка, — все домашние птицы именуются по женскому роду, и только гусь по мужскому. А у белорусов как раз все правильно.

Черт побери, так наш Паша еще и доморощенный филолог! Стало окончательно ясно, что этот тип флиртует с Викой.

— А знаешь, как переводится слово трус? — спросил Паша.

— Землетрясение?

— Это не украинский.

Вика продолжала тупить, а он предлагал новые забавные выражения вроде «трус высунув с норкi сваю пыску», что значило всего лишь «кролик высунул из норы свою морду». Виктория смеялась, но в ее смехе я чувствовал напряжение. Ей было не смешно. Как и мне. Активно демонстрируя знание белорусского языка, Паша снова проговорился: он точно знал, как на украинский переводится слово «трус». Вика не могла этого не заметить.

По крайней мере, стало понятно, зачем она затеяла этот якобы треп на тему лингвистики. Она не была на «митинге», но поговорила с Пашей сейчас по скайпу, и у нее возникли те же подозрения, что и у меня. Хорошо, что это хотя бы не было флиртом двух образцовых зануд, потому что, откровенно говоря, со стороны так могло показаться. Через секунду Вика подтвердила мою догадку, спросив у Паши напрямую, владеет ли он украинским языком.