Так, к примеру, мог прокричать пациент стоматолога, сидящий с открытым ртом, или очень голодный человек, схвативший в рот горячую картошку. В общем, это было действительно ужасно. А в следующий момент Гарри сорвался с места, словно бык на корриде, чей загон, наконец, открыли. Уэйд ахнул от неожиданности и бросился следом в номер 2308.

* * *

То, что открылось внутри не остановило Гарри, потому что он был слеп ко всему, кроме Томаса Стиловича, но заставило Уэйда врасти в пол, покрытый роскошной дубовой блестящей доской. А именно огромное окно, за которым маячили бабочки, и нарастало желто-красное небо, наполняя комнату красотой. И всё… больше ничего. Уэйд подошел ближе, не веря собственным глазам. Ведь лифт поднимался, словно бы на второй этаж, но вид из окна говорил совсем другое. Уэйд всё приближался, но кроме неба по-прежнему ничего не видел. Вот уже показались корявые кручи скал-призраков, вот и горы, заросшие деревьями и кустарниками, словно мхом, и испещренные водопадами, вот и гладь спокойного темного океана на горизонте, которым так чудесно пахло. Из-за всех этих холмов его не было видно сразу, но сейчас зрелище открывалось поистине великолепное.

А где же остальное? – думал Уэйд, приближаясь к окну.

Наконец, подойдя вплотную и глянув в бездну головокружительной высоты, он, наконец, увидел и луга, и холмы, и живописный берег океана, который раскинулся прямо там внизу под отелем, в огранке корявых скал. Сам отель стоял на обрыве, но Уэйд разглядел узкую петляющую тропку, спускающуюся к пустынному пляжу. Это был никак не второй этаж… Сорок седьмой – да. Ведь здесь должно насчитываться сорок семь этажей, разве нет? Вот он как раз-то и он. Уэйд вдруг почувствовал себя Богом этого неизменного в своей красоте мира. Когда ты смотришь на что-то сверху вниз в буквальном смысле, то и сам становишься немного высокомерней. Уэйд так считал. Высота возвышает, что логично.

Кто-то вскрикнул, и послышался звон разбивающегося стекла и звуки борьбы.

– Гарри… – словно бы вспомнил Уэйд, оторвавшись, наконец, от неземного вида.

С того места, где стоял Уэйд, просматривалась вся цепь номеров по эту сторону, словно они шли одним сплошным коридором. Похоже на зеркало с повторяющимся отражением, как у Четы Арнольфини Яна ван Эйка. Звук шел откуда-то из глубины, и Уэйд побежал уже в который раз за эти дни. Побежал как мальчишка, ругая себя за то, что настолько увлекся видом из окна и ее величеством высотой, что позабыл о друге.

Все комнаты, которые он миновал, отличались друг от друга. Они были совершенно по-разному обставлены, словно части одного дома, и ничуть не напоминали отельные номера. Здесь были и спальни, оформленные в разных цветах и стилях, гостиные, столовые, каминные, несколько гардеробных, роскошная ванная с гигантским джакузи, и множество мелких деталей, разбросанных повсюду, словно в квесте-головоломке из разряда «найди предмет». А если прибавить насыщенные цвета отделки и отличность стилей, то получается какофония. Если, конечно, судить по отдельности – это даже интересно, но как части одного целого, то полное безумие. На архитектурный вкус Уэйда всё это выглядело как-то бестолково и полно абсурда, как и падающие дельтапланеристы с двухэтажными домами на гигантских фруктовых деревьях и шмели-цепеллины, цепляющиеся за них липкими языками. В общем, неплохо здесь устроился кто-то чудной… и Уэйд подозревал, что знает кто. Внезапно звуки борьбы стихли, и он прибавил скорость, ворвавшись вихрем в последнюю комнату. Но к этому моменту всё уже закончилось и закончилось ужасно, как можно было заключить по увиденному.

Здесь находилась оранжерея, богатству которой позавидовал бы не один ботанический сад, но ни Гарри, ни его жертвы уже не было…. Стойки с цветами и растениями, названий которых Уэйд даже не знал и вряд ли бы произнес, делили комнату на участки, а за крайним рядом притаилась лестница, ведущая куда-то вниз. Было влажно как в тропическом лесу, но потоки свежего воздуха из разбитого окна изрядно тушили этот эффект. Красота этой комнаты отвлекала, но Уэйд клятвенно себе обещал больше не поддаваться. До сих пор раскачивалось кресло-качалка, задетое, видимо, во время потасовки. Впереди стояла подставка для ног, а правее – маленький столик, на котором возлежал толстенный роман Стивена Кинга задней обложкой кверху, так что название осталось секретом, но по портрету Уэйд безошибочно угадал короля ужасов и подумал, что это весьма логичный выбор. Будь это дешевый детективный писака, он бы понял, что ошибся адресом. Уютный уголок для владельца этого дома. Уэйд сделал все эти выводы за какие-то доли секунды, лишь окинув комнату быстрым взглядом, а потом бросился к окну на ватных ногах, осознав, что Гарри нигде нет.

Он был внизу. Они оба. На скалистом берегу у спокойных вод бескрайнего океана, играющего цветами здешнего неба. Тело Томаса распласталось на камнях, торчащих из воды плоскими гладкими плато, и забрызгав их кровью цвета гренадина, но без апельсинового сока. Хотя, в общем-то, из цветовой гаммы это никак не выбивалось. Всё казалось гармоничным. В отличие от Томаса, Гарри был почему-то еще жив, но умирал. Его удар пришелся на воду, но в любом случае с такой высоты… по всем правилам…. Может, это из-за фокуса с размерами в этом мире? То ли второй, то ли сорок седьмой… а на деле? Может выгодное хозяину? Кто знает?

Уэйда затошнило, и ком подкатил к горлу. Что-то оборвалось. Он понял, что это не раны, не десятки переломов, не разрывы органов, это определенно смерть – то, что не поддается лечению.

Гарри наполовину вылез из воды словно краб, на которого наступили, и замер. У Уэйда перехватило сердце. Он даже не мог впасть в истерику. Это был второй по важности человек в его жизни, и теперь он тоже умер… почти умер. Уэйд сорвался с места и бросился вниз по лестнице, куда бы та не вела. Возможно, это не отличалось рациональностью, но он сделал это скорей по инерции, потому что надо было что-то делать – бежать вперед, а не назад к лифту через весь коридор. Лучше уж по лестнице, сколько бы пролетов там не насчитывалось… вот и всё. Но, не взирая на поглотивший его ужас и шок, Уэйд все-таки удивился, когда вылетел через полминуты на узкую корявую и довольно крутую тропку, ведущую к пляжу, заваленному тысячелетними валунами. Сплошные иллюзии. Всё иллюзии. Глупо сфабрикованная шутка… кроме Гарри, кроме его умирания. Он лежал наполовину в воде, слабо сжимая руками камни. Симметрично и синхронно, видимо, показывая, как мог, что еще пока жив, а может, лишь совершая какие-то рефлекторные посмертные движения.

– Гарри! – воскликнул Уэйд и упал перед ним на колени. – Сейчас… сейчас я помогу.

Он бережно взял его за плечи и словно хрупкую куклу, словно боясь причинить лишнюю боль, перевернул на спину. Да нет… он конечно же не жилец. Лицо в кровоподтеках и ссадинах. Какое-то не его. Даже когда они сцепились с ринтоновскими, и Гарри досталось по самое не балуйся – особенно по лицу – он выглядел куда лучше. Его рубашка вся намокла и сменила цвет на темно красный, почти черный. Гарри всегда был хорошего телосложения, крепким парнем и сохранил форму, но сейчас его грудная клетка вмялась словно кратер. По дергающимся рукам, которые словно бы потеряли опору, и шее расплывалась кровь такого гармоничного с этим миром цвета. Глаза слепо и бешено вращались, рот раскрылся… рот, доверху заполненный красным. Рот вампира. Уэйд, для которого всё здесь внезапно потеряло всякое очарование и привлекательность, вспомнил о том мире, где грудная клетка его друга не была проломлена, а изо рта не хлестала кровь. Ему вдруг страстно захотелось туда, откуда он пришел. Туда, где осталось пустовать его место. Туда, где по его милости не передохло полгорода и туда, где живой и здоровый Гарри не собирался пристрелить его на ферме Кобенов и не смотрел на него как на врага народа. Вот так вот решаться иллюзии, и на первый план выходит то, чего ты на самом деле хочешь.