могут наступать периоды комфортного молчания, которые тоже являются частью общения, дают возможность поразмыслить и не воспринимаются как что-то неловкое. Итогом беседы становится выработка ценностей и направлений, которые разделяют все члены группы, а консенсус между ними может включать различные точки зрения.

Основной формой коммуникации в беседах является нарратив, когда участники делятся забавными случаями, историями и пережитым опытом. Их могут дополнять разговоры на песке, когда люди рисуют изображения на земле (или даже в воздухе), чтобы проиллюстрировать что-то или показать какое-то место. Если кто-то хочет ярче передать события, происходящие в историях, он может разыграть их в лицах. Частью ритуала зачастую становится совместное потребление напитков или еды – в наши дни это, как правило, чашка чая. Нередко беседы сопровождаются совместной культурной деятельностью, например шитьем, рисованием, плетением, подготовкой к Церемонии или даже разгадыванием кроссвордов и изготовлением украшений для вечеринки по случаю дня рождения.

Обычно беседующие рассаживаются так, чтобы каждый участник мог видеть всех остальных, – например, по кругу; как бы то ни было, здесь нет разделения на сцену и зрительный зал. Это устраняет иерархические препятствия для достижения консенсуса и позволяет избегать чувства стыда, которое часто возникает у людей, оказывающихся в свете прожекторов или сталкивающихся с необходимостью выступить перед публикой. Некоторые члены группы могут обладать большим авторитетом и уважением, чем другие, если они старше по возрасту, но этот авторитет обычно используется, чтобы ставить на место людей, нарушающих правила, а не для раздувания собственного эго. Обычно.

Беседы способны нести и более важные функции, чем стимуляция памяти и вовлечение. Будучи перенесенными в современную медиасферу, они могут стать революционной инновацией – освобождающей и расширяющей возможности. К сожалению, этот потенциал чаще всего остается нераскрытым в историях о Времени сновидений и в рассказах о пережитом – жанрах, пользующихся особой популярностью среди аборигенов. Такая разновидность нарратива тоже важна, но ей не хватает мощной критической составляющей, присущей аборигенному взгляду на мир. «Сильный голос аборигенов» должен не просто пересказывать наш субъективный опыт: мы также должны анализировать нарративы культуры оккупантов – с тем, чтобы противопоставить ей свои контрнарративы. Это довольно трудно, потому что всякий раз, когда в любом институте мы отвоевываем небольшое пространство для критических аборигенных взглядов, консервативные ученые мужи настаивают на том, чтобы мы сосредотачивались на истории западной цивилизации, особенно в системе образования; и я согласен: мы должны детально анализировать историю этой цивилизации в школах.

Неспроста вокруг школ и образования ведутся идеологические баталии и культурные войны, захлебывающиеся патриотической риторикой и лозунгами о становлении нации. В условиях современной цивилизации школы становятся ареной политической борьбы из-за того, что они являются главными инструментами создания больших нарративов, необходимых для обеспечения прогресса. Вся история глобализации тесно связана с тем, как и почему появилась современная образовательная система. Я иногда задаюсь вопросом: что бы случилось, если бы людям пересказали эту историю с точки зрения аборигена, изучившего архивные документы федерации и первые учебные программы в Пруссии?

Ответ на этот вопрос звучит так: нелепая теория заговора, которой не нашлось бы места в стеклянном шкафу, набитом черепами. Именно поэтому я ее сейчас и изложу.

Большинство фактов можно проверить, но те, которые я использовал для построения нарратива, прошли особенно тщательный отбор. Я сочинил этот рассказ с целью показать, как люди могут перевирать историю в угоду своим интересам и нарративам… Вообще же я написал его, скорее, для смеха: забавно представить, как выглядела бы история, если бы ее писали не победители, а проигравшие вроде меня.

Так вот, история современной системы образования – это история перехода от эпохи империализма к современной эпохе глобализации. Как и все истории, касающиеся цивилизаций, она начинается с захвата земель, принадлежавших коренному народу, а именно – пруссам, которые жили на территории, расположенной между сегодняшними Германией и Россией, начиная по меньшей мере с 9000 года до н. э. Они торговали янтарем и пенькой в Европе и Азии, но в основном жили за счет охоты и рыбной ловли. Их общество просуществовало до XIII века.

На юге проблемы зрели на протяжении столетий. Германцы и другие северяне (бежавшие в предшествующие эпохи от римских завоеваний, от повышения уровня моря и от голода, вызванного истощением почв вследствие внедрения сельского хозяйства) превратились в викингов. В те времена слова «викинг» и «бандит» были синонимами, и эти ребята, плававшие на лодках, представляли собой реальную опасность. Они разорили Британию и навсегда изменили этот остров, даром что он уже был завоеван до того римлянами и кельтами, так что бедолаги британцы трижды испытали на себе бесчинства колонизаторов. Пруссам повезло больше: в течение столетий они находились вдали от ужасов колонизации и жили по старинке, как и многие другие коренные народы Севера. До определенного момента.

Это были не отдельные крупные государства, как сегодня, а многонациональные группы регионов – много регионов, все с разными законами, языками и обычаями: очень похоже на то, что было в Австралии до колониальной оккупации. Большие страны с одним законом, одним языком и одним народом – это совсем недавнее изобретение, созданное для более эффективного контроля над населением и ресурсами в экономических целях. Поэтому, когда римляне ушли из германских земель, богатые землевладельцы, стремившиеся к господству, приложили немало усилий для восстановления римской системы социального контроля. В течение тысячи лет множество мелких государств бились между собой, стремясь снова утвердить прежнюю систему власти, а на их гербах красовался римский орел. Эта одержимость Римом впоследствии создала немало проблем, особенно пруссам, исконно обитавшим на севере.

В XIII веке рыцарская организация под названием Тевтонский орден обособилась от прочих германских областей и решила создать собственное государство на прусских землях. Для этого пруссов завоевали и уничтожили или ассимилировали, в результате чего всё население стало тевтонским. В классической живописи и рисунках в жанре фэнтэзи вы не встретите изображений рыцарей, режущих туземцев, зато увидите закованных в латы героев, храбро истребляющих зверей, драконов и мифических монстров. Эти существа символизировали племенные культуры мира: европейский романтический образ рыцаря, убивающего дракона, на самом деле является скрытой отсылкой к систематическому геноциду так называемых язычников. Эта европейская традиция пропаганды, в рамках которой жертвы геноцида изображаются опасными животными, впоследствии успешно применялась против евреев и даже против «диких стай» тут, в Австралии, где коренные жители еще полстолетия назад зачастую не воспринимались как люди, имеющие гражданские права.

К 1281 году Тевтонский орден перебил пруссов и создал новое государство – Пруссию. Интересно, что эти «белые рыцари» активно участвовали в крестовых походах, которые римско-католическая церковь в течение нескольких веков организовывала для завоевания и удержания Иерусалима и других священных мест. Эти