— Э-э, Манечка, ты не могла бы потише… — робко попросил стоматолог.

— Что? Нет, ты только представь! А где гарантия, что это не шарлатанство какое-нибудь? И потом, это такой нежный орган. Уязвимый…

Уши доктора покраснели, а по спине побежали мурашки; ему казалось, что на него и Машу смотрят все посетители ресторана. Но Маша неслась вскачь:

— И у меня все же близорукость… Небольшая, правда, даже очки не ношу, но все же страшно, а вдруг она усугубится. Как ты думаешь?

Тут Марк перестал вообще что-либо понимать.

— Манечка, радость моя, а при чем тут близорукость?

— Как при чем? Я же тебе объясняю: массаж глазных яблок — вдруг это небезопасно.

Вилка выпала у доктора из рук.

— Массаж чего?

— Глазных яблок. — Покивав, Маша опять схватилась за телефон.

Пока она набирала номер и, хмурясь, вслушивалась в длинные гудки, Марк пытался прийти в себя. Это что-то новенькое — массаж глазных яблок. Хотя, с точки зрения массажиста, это наверняка легче, чем обрабатывать обширные площади Машенькиных достоинств. Вот люди, чего только не придумают, лишь бы деньги слупить! Мысленно сняв шляпу перед неизвестным родственником Остапа Бендера, стоматолог вернулся к семге и опять принялся слушать рассуждения девушки и ее жалобы на голод и прочие лишения. Говорить что-то было совершенно бесполезно. Может, Машка страдает тягой к садомазохизму, чем еще объяснить, что все задвиги своего любезного, в том числе то, что он морит ее голодом и не дает денег, которые зарабатывает Маша, она объясняет тем, что он думает и заботится о ее здоровье и благополучии. К заботе можно, наверное, отнести и те два аборта, что он заставил ее сделать… Любовь зла. Это Марк знал точно, на собственном примере в том числе. А потому кивал, выслушивал, но ни во что не лез.

Правда, после того, как она пятый раз за пятнадцать минут куда-то не дозвонилась, он спросил, что случилось.

— Да вот, волнуюсь… Сережа сегодня на работу не пошел. Горло у него болит, — пробормотала Мария.

По тому, как она отвела глаза в сторону, Марк понял, что горло там не главное. Небось думает, что бабу привел. Желая как-то скрасить безрадостное Манечкино существование, он заказал мороженое. К концу третьего шарика она, к сожалению, все же дозвонилась домой.

— Сереженька, ты как? — завопила девушка.

Официант, обслуживающий соседний столик, подпрыгнул и чуть не уронил поднос. Между тем щеки Маши залило жаркой волной, а глаза стремительно начали наполняться слезами. Сердце доктора сжалось от дурного предчувствия.

— Марк, ему плохо!

— Что такое?

— Не знаю… Но он едва говорил и так странно… Мне показалось, что он бредил.

— У него вчера была температура?

— Да… Марк, поедем со мной, я боюсь одна!

— Маня, да ты что, мне же на работу!

Представьте, она уронила голову на руки и принялась рыдать в голос!

Короче, доктор ухватил проходящего официанта за рукав и потребовал счет. Пока ждали, он извелся — Маня лила слезы и причитала, перебирая все возможные катастрофы и несчастья. Посетители пялились на живописную парочку с нескрываемым любопытством. Вот наконец-то вожделенная папочка со счетом. Бросив деньги на стол, Марк подхватил Маню, и они бегом бросились к клинике, где ждал «форд». Слава Создателю, жила девушка недалеко — на Ленинском. Молодые люди просочились дворами мимо пробок и через несколько минут уже бежали через подземный переход — так быстрее, чем разворачиваться. Маша неслась галопом. Честно, Марк начал за нее волноваться — щеки девушки пылали лихорадочным румянцем, руки дрожали, и она летела вперед, несмотря на начавшуюся одышку.

Наконец они прибыли и принялись названивать в дверь. Никто не открывал. Даже сквозь дубовую, обитую дорогой кожей дверь слышно было, как в квартире надрывается телевизор. Маша, всхлипывая, принялась рыться в сумочке в поисках ключей. Марк лихорадочно пытался сообразить, что они будут делать, если дверь окажется закрытой на задвижку.

Руки у девицы тряслись так, что она не могла попасть ключом в замочную скважину. Доктор решительно отобрал связку, отпер дверь и, толкнув створку, хотел войти первым. Сам уж начал нервничать — мало ли что, все мы смертны. Но Маша, оттолкнув мужика, ринулась вперед. Проскочив длинный коридор, она распахнула двери гостиной и застыла на пороге. Потом издала какой-то странный полузадушенный писк, и Марк ринулся следом — не дай бог, рухнет в обморок, голову ушибет.

Картина, которую он смог разглядеть поверх Машиного плеча, впечатляла. Прямо напротив двери стоял стильный кожаный диван цвета кофе с молоком. Перед ним — невысокий столик красного дерева — антикварная вещь, очень дорогая. Столик был накрыт газетой. На этой импровизированной скатерти стояли бутылочки из-под водки. Тетя Рая называет такую тару «мерзавчик». Было их штук пятнадцать — пустых — на одном краю стола. И еще несколько штук — полных — на другом. Здесь же присутствовал стаканчик йогурта; должно быть, предназначался на закуску, но пока до него дело не дошло — крышечка была на месте. На диване сидел Сереженька, облаченный в махровый банный халат. Здоровенный бугай, метр девяносто ростом и под сто кило весом, был пьян. Он поднял на вновьприбывших совершенно осоловелые глаза и жизнерадостно сказал:

— О, Манюнька! Привет. А я опыт ставлю.

— Что? — белыми губами прошептала Маша.

Честно сказать, Марк не очень понял, чего она так распсиховалась. Ну нажрался зайчик — первый раз, что ли? Но тут мужик заплетающимся языком начал излагать суть эксперимента, и доктор сообразил, что так напугало девушку.

Оказывается, после очередного ударного запоя Манюня, пригрозив уехать работать за границу и бросить любимого друга, уговорила того зашиться. Что и было проделано вызванным на дом специалистом неделю назад. Воспоминания о том, как он существовал всю эту неделю совершенно сухой, вызвали у пьяного Сереженьки слезы. Утеревшись рукавом, он продолжил повествование. Оказывается, врач ему пригрозил: выпьешь — умрешь. Сегодня утром жизнь стала немила настолько, что мужик решил не длить муки. Пошел в магазин, купил мерзавчик и выпил. Но — не умер! Тогда он решил посмотреть, на каком по счету пузырьке он откинет копыта. Пошел в винный еще раз, купил двадцать штук и теперь ик!.. экспериментирует! Уж не знаю: врач ли схалтурил, или просто мужика ничего не берет, но пока он был абсолютно и безнадежно жив.

Маня начала всхлипывать. А Марк вдруг понял, что надо делать. Должно быть, жалость к подруге и переживания последних дней ударили ему в голову. Воздух вокруг сделался горно-прозрачным и прохладным, а сам он — тоже прозрачным и абсолютно спокойным. Марк просто спросил:

— Значит, помирать решил? Сейчас устрою.

Пошел в кухню. Покопался под раковиной, он прекрасно знал, где тут что лежит. Ага. Вот он. В руку доктору лег топорик для разделки мяса. Когда он вернулся в гостиную, с лица Сережи мигом пропала пьяная улыбка.