— Своим ростом я горжусь. — Дездемона поджала губы.

— И правильно делаете. Многие мечтают покорить Эверест.

Она расхохоталась.

— Именно так я и сказала сегодня Тамаре Вилич! — Успокоившись, она пристально посмотрела собеседнику в глаза. — Но вы же не из таких, верно?

— Само собой. Я предпочитаю упражняться в тренажерном зале управления.

— В таком случае задавайте вопросы.

— Каков ежегодный бюджет Хага?

— Три миллиона долларов. Миллион уходит на выплаты жалованья и прочих денежных вознаграждений, миллион — на текущие расходы и оборудование, три четверти миллиона — университету Чабба, четверть остается в резерве.

Он присвистнул.

— Вот это да! Откуда у Парсонов такие деньжищи?

— Из трастового фонда с капиталом сто пятьдесят миллионов долларов. Это означает, что мы никогда не растратим даже процентов с этого капитала. Уилбур Даулинг стремится расширить Хаг, дополнить его психиатрическим отделением, специализирующимся на органических психозах. Критериям Хага оно не соответствует, но эти критерии можно изменить вполне законным способом и тем самым не нарушить волю спонсора.

— Но почему Уильям Парсон не пускал эти деньги в оборот?

— Думаю, он был скептиком по натуре и считал, что со временем деньги неизбежно обесценятся. Видите ли, этот одинокий человек полагал, что только Хаг придает смысл его существованию.

— Будет ли связано расширение Хага с проблемами помимо денежных?

— Определенно. Парсоны неприязненно относятся к Даулингу, а Макинтош — «чаббист» до мозга костей, считающий, что наука и медицина должны всецело принадлежать государственным учебным заведениям. Он терпит частные институты потому, что федеральное правительство выделяет средства на научные и медицинские исследования и Чаббу из них достаются немалые суммы. Не только Хаг приносит университету деньги.

— Значит, камни преткновения — Моусон и Парсоны. Все опять упирается в конкретных людей, верно? — Кармайн подлил себе в чашку теплого чая из чайника, который не успел еще остыть в простеганной корзинке.

— Люди есть люди.

— Сколько Хаг тратит на основную аппаратуру и оборудование?

— В этом году было потрачено больше, чем обычно. Доктору Шиллеру купили электронный микроскоп, который стоит почти миллион.

— Ах да — доктор Шиллер! — Кармайн вытянул перед собой ноги. — Я слышал, кое-кто из «хагистов» настолько досаждает ему, что сегодня днем он попытался уволиться.

— Откуда вы узнали? — встрепенулась Дездемона и выпрямилась.

— Птичка напела.

Со звоном поставив на стол стакан, Дездемона вскочила.

— Вот и кормите свою птичку, а не меня! — выпалила она.

Кармайн не шелохнулся.

— Дездемона, успокойтесь и сядьте.

По привычке она осталась стоять, возвышаясь над ним и пристально глядя ему в глаза — не темно-карие, как она мимоходом отметила, а скорее янтарные, отражающие цвет красных стен комнаты. Этот человек точно знал, какие чувства она испытывает, и даже не думал терзаться угрызениями совести. И эта позиция вполне уместна — она признавала ее: Кармайну нужно только одно — выследить Коннектикутского Монстра. Дездемона Дюпре — пешка в его игре, пешка, которую он может позволить себе потерять. Она села.

— Так-то лучше, — улыбнулся он. — Какого мнения вы о докторе Курте Шиллере?

— Как о человеке или как об ученом?

— И то и другое.

— Как ученый он признанный во всем мире специалист по структуре лимбической системы, поэтому Смит и переманил его из Франкфурта. — Она улыбнулась, что делала нечасто; улыбка преобразила лицо дурнушки, и оно неожиданно стало обаятельным. — Как человек он мне нравится. Бедняга трудится, невзирая на множество помех помимо национальности.

— Например, гомосексуализм?

— Опять птичка?

— Большинство мужчин способны определить это и без птички, Дездемона.

— Верно. Женщин легче обмануть: они склонны расценивать обходительного и мягкосердечного мужчину как достойного кандидата в мужья. Многие из таких мужчин предпочитают себе подобных, но жены узнают об этом только после рождения нескольких детей. Так было с двумя моими друзьями. Курт приятен в обращении, но отношений с женщинами не поддерживает и продолжить свой род не стремится. Как и все ученые, он живет работой, поэтому, думаю, даже его гомосексуальные связи недолговечны. А если у него и есть постоянный партнер, видятся они редко.

— Вы объективны, — заметил Кармайн.

— Потому что я лицо незаинтересованное. Честно говоря, я считаю, что Курт перебрался в Америку, чтобы начать все заново, поэтому он и выбрал место работы с таким расчетом, чтобы быть поближе к гомосексуалистам Нью-Йорка. Об одном он забыл, а может, не знал: сколько евреев среди американских медиков. Прошло двадцать лет с тех пор, как кончилась война и стали известны ужасы концлагерей, но воспоминания еще слишком свежи и болезненны.

— Полагаю, и для вас тоже.

— О, я помню главным образом распределение продуктов и одежды по карточкам — по сравнению с концлагерями это чепуха. Да, были бомбежки и обстрелы, но не под Линкольном, где я жила. — Она пожала плечами. — Так или иначе, Курт Шиллер мне нравится, и до того, как стало известно о преступлении, многие относились к нему хорошо — в том числе Мори Финч, Соня Либман, Хилда Силвермен и лаборанты. Помню, Мори как-то сказал: когда узнал, что на должность патологоанатома пригласили Курта, он боролся с собой и наконец понял, что не ему бросать первый камень в немца, который по возрасту просто не мог быть причастен к холокосту. — Она бросила взгляд на свои часы — дешевый «Таймекс». — Мне пора, Кармайн, спасибо вам. Еда меня не разочаровала, обстановка роскошная, а общество… ну, общество вполне сносное.

— Достаточно сносное, чтобы повторить ужин в следующую среду? — осведомился Кармайн, подавая Дездемоне руку.

Она поднялась так легко, словно весила вполовину меньше своих восьмидесяти килограммов.

— Можно и повторить.

Вместе с ней Кармайн спустился в лифте и настоял на том, чтобы проводить ее до автомобиля.

«Интересная женщина, — думал он, глядя вслед отъезжающей машине. — Комплексует из-за роста, но стоит ей разговориться, и она забывает, что похожа на колокольню. Одевается в дешевое барахло, стрижется сама, украшений у нее явно нет. Что это — скаредность или полное безразличие к своей внешности? Думаю, ни то ни другое. Не удивлюсь, если выяснится, что она любит пешие походы. Так и вижу ее в прочных ботинках на Аппалачской тропе — этакий женский вариант Тома Бомбадила. Друг к другу нас ничуть не тянет, оно и к лучшему. Поскольку я готов поручиться своими китайскими картинами, что мисс Дездемона Дюпре не Коннектикутский Монстр, самым логичным решением будет привлечь эту «хагистку» на свою сторону».