Триединая Геката на перекрестке (римская копия с греческого оригинала)

Геката помогала искать Персефону: она несла факелы, чтобы Деметре не приходилось прекращать поиски ночью. Когда Персефону нашли в царстве Аида, Геката поняла, что ей нравится подземный мир, и осталась там, присоединившись к числу инфернальных богов. Своим характером она пугала даже тех, кто привык к странному поведению небожителей. Геката следила за религиозными обрядами, очищениями и искуплениями, поэтому часто служила посредницей между людьми и темными силами, такими как фурии или Немезида, когда те без устали преследовали нарушителей.

Жертвы Гекате приносили на перекрестках. Издавна перекрестки считались популярным местом для призывания демонов и встреч ведьм (в Британии на них вплоть до XIX века хоронили убийц и самоубийц). Именно поэтому кажется вполне уместным, что Геката покровительствовала демонам и ведьмам.

Некоторые – например, некроманты и те, кто творил чары и проклятия, – приносили Гекате жертвы, чтобы она что-то для них сделала, а обычный грек или римлянин – чтобы она чего-то не сделала или приказала разным злым существам, над которыми имела власть, прекратить портить жизнь молящемуся.

Гекату в ее ночных путешествиях обычно сопровождала троянская царица Гекуба, которая после падения города страшно отомстила убийце одного из своих сыновей, – богиня превратила ее в черную собаку. Еще одним фамильяром богини был черный хорек, в прошлом ведьма. Геката могла принимать триединый облик – лошади, собаки и льва – и в таком виде представать в своих святилищах на перекрестках, где в четвертую сторону смотрел человеческий облик.

По обычаю некоторые продукты (чаще всего мед) клали на перекрестки в полнолуние в качестве жертвы Гекате, и бедняки с благодарностью съедали их от имени богини.

Эрида была из числа мрачных порождений Никты (Ночи). Однако многие стали называть ее сестрой Ареса из-за того, с каким профессионализмом и энтузиазмом она исполняла свою роль божества раздора и ссор. Раздором считалась и семейная склока, и полномасштабная война между государствами. У Эриды был еще один аспект – тот, в котором богиня поддерживала дух соревнования и соперничества, что могло приводить к чему-то хорошему. Так, говорит Гесиод, ленивый бедняк посмотрит на богатые поля соседа, а потом, направленный Эридой, встанет и что-то сделает на собственном поле. Но есть вероятность, что Эрида побудит его собрать группу приятелей и попытаться отнять поле соседа во имя равенства. И то и другое льет воду на ее мельницу.

Гомер заметил, что Эрида начинает с малого, но если обида с обеих сторон растет, то и сама богиня может вырасти так, что «в небо уходит главой, а стопами по долу ступает». По общему мнению, Эрида гениально ответила на то, что ее не пригласили на свадьбу Фетиды со смертным по имени Пелей. Морская нимфа Фетида была подругой и помощницей многих богов, и все с радостью пришли на праздник. Эриду, как и следовало ожидать, не включили в список гостей – в конец концов, кому на свадьбе нужна Вражда? Не попав на торжество, она подбросила пирующим яблоко с надписью «Прекраснейшей» и, разумеется, забыла сказать, кому именно оно предназначалось. Афродита, Гера и Афина – каждая потребовала яблоко, и сотни людей погибли под стенами Трои, пока этот вопрос не разрешился.

Играющие сатиры (краснофигурная вазопись V века до н. э.)

Люди делили мир мифа со множеством других разумных видов. Мы уже познакомились с нимфами и нереидами – все они в какой-то степени были божественны. Однако два других вида – сатиры и кентавры – стояли на одной ступени с людьми, а иногда даже ниже (хотя некоторые далеко превосходили среднего смертного).

Поскольку сатиры были лесными спутниками Диониса и его нимф, они вполне закономерно обожали вино, женщин и песни. (Сатириаз – современный термин для обозначения состояния мужчины, который страдает чрезмерными и неконтролируемыми сексуальными желаниями; у женщин это называется нимфоманией.)

Древние считали аморальным то, что сатиры так поддаются похоти. Тем не менее, поскольку эти существа наслаждались жизнью гораздо больше, чем люди, греки и римляне неохотно признавали, что, может, в сатирах что-то есть (кроме желания бегать за каждой встречной нимфой).

Силен в своем самом «сатирическом» настроении (дно винной чаши)