Позднее афиняне стали считать, что Пан непосредственно повлиял на исход битвы при Марафоне[72]. Гонец Фидиппид (который побежал в Афины с новостью о победе, поэтому бег на длинные дистанции до сих пор ассоциируется с его подвигом) рассказал, что до этого, передавая сообщение спартанцам, якобы говорил с Паном.

Месть в мире греческой мифологии обретала множество форм. Эриниями – «свирепыми» – назывались они по-гречески, а для римлян были дирами (это слово осталось в английском языке[73]). Хотя иногда их родителями называют Никту и Эреба, Гесиод настаивал, что фурии в каком-то плане приходятся сестрами Афродите, потому что тоже родились из крови Урана, когда его оскопил Кронос. Наверное, именно поэтому фурии считали делом жизни мстить за преступления детей против родителей, но вскоре добавили к своему «резюме» наказание за убийства и нарушение законов гостеприимства, а также кощунство, святотатство и другие оскорбления богов. Месть могла принимать форму безумия или болезни. Иногда целая община страдала за то, что не наказала преступника: в этом случае «болезнью» считалась чума или неурожай, а «безумием», например, безрассудное желание напасть на могущественных и хорошо вооруженных соседей. Cегодня мы называем фуриями злобных и сварливых женщин (в том же значении используется ставшее нарицательным имя одной из фурий – Мегеры).

Орест и фурии (панель с древнего саркофага)

Если родитель, с которым плохо обошлись его дети, мог сам направить на них месть фурий, то тех, кто оскорблял богов, эти существа, видимо, находили сами. Фурий было три – Аллекто, Тисифона и Мегера. Хотя драматург Эсхил показал их отвратительными змеевидными чудищами, фурий чаще всего изображали серьезными молодыми женщинами в черных траурных одеждах; впрочем, по случаю они переодевались в короткие девичьи платья и охотничьи сапоги до колен и вооружались плетьми.

От этой богини спастись не мог никто: у беспощадной дочери Никты (Ночи) было гораздо более широкое поле деятельности, чем у фурий. Ее считали чем-то вроде уравновешивающего начала, направленного на противодействие самой капризной из богинь – Тихе, или удаче. Тихе раздавала свои дары тем, кто этого не заслуживал, а Немезида беспрестанно следовала за ней и «вознаграждала» счастливца соответствующим несчастьем. Она особенно приглядывала за теми, кем овладел «хюбрис» – чрезмерная гордыня. И сейчас известно выражение «Погибели предшествует гордость, падению – надменность»[74]. Древние воспринимали падение гордеца как то, что он получил от Немезиды толчок в ближайшую пропасть.

Был, например, однажды прекрасный молодой человек, которого любила Эхо, нимфа, обреченная повторять все, что она слышала. Юноша совершенно не интересовался девушкой и так резко отверг ее, что она угасла и от нее не осталось ничего, кроме голоса. И вот является Немезида: она прокляла юношу, и он безумно влюбился в собственное отражение в озере. Неспособный от него оторваться, Нарцисс зачах на берегу. После него остались одноименный цветок и термин, обозначающий тип личности, который в наше время изучают психологи. Говорят, дух Нарцисса витает у берегов реки Стикс и увлеченно рассматривает свое отражение в волнах. Римляне называли Немезиду Фортуной[75], и даже сейчас многие итальянцы относятся к ней с большим уважением.

Леда Леонардо – с лебедем и вылупляющимися из яиц малышами

Немезида также сыграла роль в том, как (наконец) пал большой и счастливый город Троя. По одной версии легенды, за Немезидой ухаживал Зевс, но она неоднократно меняла облик, чтобы избежать его внимания. Когда Немезида превратилась в гусыню, бог стал лебедем и в этом виде завоевал ее сердце. Их ребенок вылупился из яйца – так появилась на свет Елена, прекраснейшая из смертных. В этой версии истории Елену, дитя Немезиды, удочерила женщина по имени Леда. Однако по более распространенной версии Зевс провернул свой трюк с обольщением в виде лебедя именно с Ледой и таким образом зачал Елену.