Желание выйти на улицу было таким сильным, что я с трудом с ним могла совладеть. А тут еще и Эма предложила завтра помочь с покупкой новых платьев. Все равно ей нужно было купить новые платья. А то старые вышли из моды.

Она все говорила и говорила, а я чувствовала раздражение, которое все больше меня охватывало. Я молча все это слушала, пока она в какой-то момент не закричала. От неожиданности я махнула рукой, царапая столешницу когтями. Рука перекинулась в лапу. Лохматую когтистую лапу. Перекид был частичный, как у оборотня. Не обращая внимание на Эму, я подошла к начищенной кастрюле. Посмотрела на свое отражение. Так и есть. Частичный перекид. Лицо удлинилось, превратившись в морду, а вот шея осталась человеческой.

Эма ругалась, а я ее не слушала. Захотелось мясо. В кладовке, которую недавно мне показывала Эма. Там хранилось мясо на праздники. Я достала копченную свиную ногу. Взяла нож. Потом подумала, что ножом пользоваться с такими когтями неудобно. Да и зачем, когда можно когтем свинину нарезать. Но вот с такой мордой есть — это точно неприлично.

Когда на крик Эмы прибежал Тимошка, то я уже вернула лицу человеческий вид и теперь ела мясо. Правда вот от когтей и лап избавляться не стало.

— Чего случилось? — спросил Тимошка.

— Я не так сильно боюсь поправиться, чтоб садиться на овощи, — ответила я. — И что это за глупые ограничения с кашами и овощами? Хочет — пусть так ест. Я же мяса хочу. И пироги надо с мясом готовить, а не с овощами. Вот. Будешь?

Я предложила ему кусок мяса. На что он рассмеялся. Молча присоединился ко мне.

— Тимош, вот скажи, у нас так плохо с деньгами, что сложно подать на стол по хорошему куску мяса? Так всегда можно на охоту сходить. Или я не права?

— Эма считает, что мясо вызывает зверя. Она боится, когда кто-то показывает суть.

— Так нечего было за Волха замуж выходить, — пробормотала я.

Влад зашел на кухню, когда мы уже доедали несчастную свиную ногу. Эмы с ним не было, поэтому я особо не переживала, что он будет ругаться.

— И чего тут происходит?

— Революция. Переворот в устоявшихся порядках, — ответил Тимошка.

— Не переворот. Просто я ищу себе место, — сказала я. — Влад, я конечно все понимаю, но мне все это не нравится. Я хочу нормально есть, нормально спать и не чихать от сухих цветов. Мне здесь не нравится.

— Зачем лапы выпустила? — спросил Влад.

— Ими удобно пользоваться вместо ножей, — ответила я, возвращая руки. Облизнула пальцы. — Не бойся, я не потеряла контроль. У меня всего лишь закончилось терпение. Можешь считать меня зазнайкой, но я больше не позволю какому-либо человеку мне указывать как жить и уж тем более как есть.

— Тебе придется какое-то время проводить с Эмой. Я не всегда смогу тебя сопровождать или на вечер, или в тот же магазин за платьями, — сказал Влад.

— И что?

— Одна ты не можешь ходить по городу. Дело даже не в приличие, а в том, что ты не знаешь города.

— Так пусть Тимошка сопровождает, — ответила я. Тимошка подавился после моих слов.

— Ты его боишься.

— Он меня не бесит, как Эма. И сможет остановить, если я забудусь, — ответила я. В глазах Влада мелькнули опасные огоньки. Ревность? С чего бы это? Сам де сказал. Что я ему не нужна. И тут вдруг ревновать?

— Тимош, оставь нас одних, — попросил Влад. — И дверь закрой.

— Надо пирог вытащить из духовки. А то подгорит.

— Меня он не волнует, — ответил Влад. — Ты понимаешь, что так со мной разговаривать недопустимо. Что это за условия при чужих людях?

— Тимошка разве чужой? Не смеши меня.

— Дерзишь?

— Мало того, я и покусать могу, — хмыкнула я. Злость. Я чувствовала, как она медленно поднимается, бурлит во мне, но я не давала ей волю. Вместо этого только смотрела на Влада.

— Ты не можешь…

— Так себя вести? Могу. Первое, ты сам привел меня в этот дом. Я тебе слово не сказала. Второе, ты меня как мебель приставил к Эме, понимая, что мне это неприятно. Третье, она хотела есть. И это просто сводит с ума. Четвертое, когда пришел Тимошка, то мне стало спокойнее. Также спокойно, как с тобой. И надо быть дурой, чтоб не понимать, что они повязаны, как мы с тобой. Сейчас во мне бурлят эмоции. Я чувствую себя кастрюлей с водой, которая закипает по щелчку. Она такая же как я. Наша дочь.

— Знаю, — успокоившись, ответил Влад.

— Этот пирог надо достать. Он уже горит, — я наклонилась к духовке. Вытащила почерневший пирог и почувствовала едкий противный запах, от которого закружилась голова. Я только успела крикнуть Влада, прежде чем провалиться в темноту.

— Она долго спит, — это сказал Тимошка.

— Ничего страшного. Опасности нет, — ответил Влад.

— Чего будешь с Эмой делать?

— Я посадил ее на поезд. Дочь с ней уехала.

— Я бы просто так это не оставил, — сказал Тимошка. — Угроза была для нас всех.

— Да. Но нам не нужен скандал и лишние внимание. Ходим по краю, — сказал Влад.

— Отцу будешь сообщать?

— Уже сообщил. За Эмой приглядят на новом месте жительства.

— Все равно мне это не нравится.

— Что не нравится? — спросила я, с трудом открывая глаза.

— Я же говорил, что очухается, — сказал Влад.

— Что случилось? — я попыталась сесть.

— Немного отравилась.

— Голова кружится.

— Так лежи и отдыхай, — сказал Влад. Тимошка ушел из кабинета. Я лежала пррямо на полу. Рядом лежала волчица. Вид у нее был болезненный. Волк лежал рядом с ней, одновременно касаясь меня. Влад сидел на диване, заложив руки за голову. Выглядел он невозмутимым.

— Чего случилось?

— Похоже ты Эме не понравилась. Хорошо, что пирог сгорел.

— Давно я сплю?

— Вторые сутки.

Я повернулась на бок. Положила ладонь на живот. Вроде все было нормально. Ребенок был жив. Только я с трудом чувствовала ее зверя.

— Почему она это сделала?

— Побоялась, что я отберу дом. А ведь хотел ей оставить.

— И в итоге ты ее выгнал?

— Да. И еще мягко поступил.

— Но ты выглядишь довольным, — сказала я.

— Так ты пришла в себя. Все закончилось нормально. Для переживаний нет причин.

— Ты мне начинаешь нравиться все меньше и меньше, — сказала я Владу.

— А ты мне нравишься больше, — сказал он.

— Ты не отравился?

— Немного надышался. Но тебе больше досталось.