Через несколько дней мальчик проснулся ночью от не знакомого ему звука, похожего на тявканье. Он выглянул в окно — никого не было. Тогда он осторожно, чтобы никого не разбудить, вышел из дому и увидел стоящего прямо перед дверью лиса.

— Пирос, ты пришел.

Он сделал попытку подойти поближе, чтобы погладить животное. Но лис увернулся и чуть было не укусил. Мальчуган вовремя одернул руку, но совсем не испугался.

— Ты подожди, я сейчас приду.

На этот раз мальчик вернулся с куском сырого мяса и бросил его Пиросу.

— Ешь. Ешь и приходи еще. Я буду ждать.

Пирос теперь приходил чаще, и не только в ночное время. Но мальчик заметил, что днем он не приближается к дому, а ждет его возле большого дерева, что ближе к лесу, прячась за его толстый ствол. Тогда мальчик сам шел к нему, а потом они вместе отправлялись в лес на прогулку. У него был теперь друг, и мальчик был счастлив. Он не видел других лис и не знал, отстал ли его друг от своих или просто любил одиночество.

Дружба с Пиросом изменила его отношение к дядеохотнику. Мальчик уже не просил брать его с собой, когда тот с друзьями ходил на зайца. И к мясу птицы перестал притрагиваться. Он гулял с Пиросом практически весь день, считал, что так он сможет защитить его от охотников.

Они дружили всю зиму и весну. Летом, когда в охотничьем домике зашел разговор о лисе, мальчик запаниковал. Он не мог допустить, чтобы его друга убили и пустили на шкуру. И мальчик принимает самое правильное, как ему кажется, решение.

Утром, отправляясь на прогулку, он взял с собой нож. Встретившись с Пиросом и вдоволь нагулявшись и набегавшись, мальчик поймал удобный момент, когда тот положил морду на его колени и разрешил погладить, крепко схватил животное за хвост, достал спрятанный нож и отрезал его, уворачиваясь от укусов животного. Лис от неожиданного предательства издавал пронзительные звуки.

— Пирос, прости, так надо было. Иначе они бы тебя убили.

И мальчик схватил хвост друга и побежал не оглядываясь, по дороге выбросив нож, как будто избавлялся от орудия преступления. Он бежал долго, пока не выдохся. Потом осмотрелся по сторонам, подошел к одному из деревьев и стал руками разгребать землю. Когда под деревом образовалась достаточно глубокая впадина, он опустил в нее хвост и засыпал землей. Попрыгал на месте погребения, чтобы утрамбовать землю, и, плача, пошел домой.

Всю дорогу из его глаз лились слезы. Он плакал то молча, то навзрыд.

Мать подметала двор, когда увидела рыдающего сына. Она бросила метлу и подбежала к ребенку.

— Что случилось, Феликс?!

Мальчик бросился к ней в объятья, но так ничего и не сказал.

Пирос не приходил несколько дней. Мальчик не хотел ни с кем разговаривать и делиться пережитым. Вконец устав от ожидания и поддавшись на уговоры матери, он рассказал ей свою историю.

— Ах, сынок, что ты наделал! Знаешь, как важен хвост для лисицы! Без него она может и не выжить.

Мальчик сожалел теперь, что не посоветовался, но было поздно, нужно было спасать ситуацию.

— Ма, а мы можем его взять к себе, чтобы он не погиб?

— Если он тебя простит, то приводи своего друга.

Несколько недель каждый день мальчик ходил в лес, пытаясь найти Пироса, оставлял возле дерева угощение, а потом возвращался и обустраивал новый дом для своего друга рядом с курятником.

Но лис так и не пришел.

— Ма, может он нашел свою семью?

— Конечно нашел, — успокаивала его мать.

Феликс был подавлен. Одно знал точно: на бесхвостую лисицу никто охотиться не станет, ценности она не представляет.

Не знаю, сколько в этой истории меня самого. Потому что не знаю, кто я в ней: лис или мальчик. Но знаю точно: над ней все будут плакать.

И я стал рисовать. И когда герои обрели конкретный облик на бумаге, я присмотрелся и понял, что в этой истории лис все-таки я.

Пора было ковать железо пока горячо. А сегодняшний кусок казался раскаленным до красноты.

Глава 24

≪Любовью она назвала этот винегрет

из чувств, который смотрел на меня

из двух темно-карих глаз

на круглом белом лице≫.

Мать позвонила утром и прервала мое полусонное недовольство активностью соседей сверху. Я ответил на звонок неохотно, и мать, естественно, это почувствовала.

— Ты себя плохо чувствуешь?

— Пока неизвестно, — ответил я, потому что после ее звонков мне обычно становилось хуже.

Но мать не собиралась от меня что-то требовать: она просто сообщила, что умерла бабушка. Я очень удивился: просто забыл, что она всё еще жива, мы так редко общались, что ее существование стало чем-то неважным — ну, как если кто-то позвонит и скажет,

что листья на дереве высохли. Я удивлюсь и, может, посочувствую дереву, но никаких других эмоций это у меня не вызовет.

Бабушка умудрилась прожить девяносто восемь лет. Жила она со старшей дочерью, моей тетей, и их навещали внуки и правнуки. С тетей у меня были прекрасные отношения, поскольку мы практически не общались. Можно сказать, что она понимала меня лучше всех, не дергала лишний раз, не докучала расспросами и, что самое важное, не участвовала в интригах моей матери, в которые та не раз пыталась ее втянуть. Сестер своих я видел, наверное, лет десять назад. Всё это время мы даже не созванивались. Они тоже не тревожили меня. И сейчас, когда бабушка умерла, они не стали мне звонить, оставили это на мою мать.

Перспектива побывать на прощании с бабушкой меня не испугала — я принял это как должное и само собой разумеющееся.

Дед мой скончался много раньше. Он был удивительным человеком, выдумщиком и провокатором, рассказывал про себя байки и удивлялся, что ему никто не верил. После смерти отца я проводил с ним много времени, и он, наверное, тоже в какой-то степени повлиял на меня в плане выбора профессии. Ах, знал бы дед, что я до сих пор не снял ни одного мультфильма! Наверное, нахмурил бы брови, выпятил челюсть и произнес в свойственной ему манере:

— Не можешь — так и скажи.

Я бы, наверное, рассказывал ему о причинах того, почему этого не произошло, пытался бы оправдываться, а он ответил бы:

— При чем тут деньги. «Нет денег» — это не причина. Это отмазка.

На этом бы наш разговор и закончился.

На прощание с бабушкой я решил надеть футболку, которую давно подарил мне