и ее психологе-графомане. Иначе можно было войти в состояние альфа и телепортироваться куда-то далеко, в ЕЕ квартиру, узнать, чем она сейчас занимается. Мне было очень интересно, шуршат ли и ее простыни в эту секунду и кого она в этот момент представляет. А может она и вовсе спит не одна. Такая вероятность мне вовсе не понравилось, и я даже приревновал. Хотя чего я ожидал? Я столько противился, избегал ее, даже конкретное приглашение на выставку проигнорировал. У меня был миллион шансов и один телефон, и ничем из этого я не воспользовался. Была, конечно же, вероятность того, что мне это было не нужно, но вероятность эта настолько ничтожна, что растворяется при первом же воспоминании о ночных пробуждениях от слов «позвони мне».

Разоблачение самого себя подействовало на меня как изгнание из родной деревни. Наверное, так себя чувствовали люди, вынужденные оставить свою родину и пустившиеся в дорогу в неизвестность, теряя по дороге близких.

Тут я себя одернул, потому что эти размышления были слишком мрачными. Встал. Простыня подо мной всё еще была мокрой. Я поплелся на балкон. Было так тихо, что я слышал шипение тлеющего табака в сигарете. Это плохо, подумал я. Настоящий табак тлеет беззвучно.

Первую свою сигарету я стащил у деда. Помню, он совсем не злился, и матери не сказал. Встретил меня на следующий день возле школы и говорит:

— Если хочешь курить, кури настоящий табак, — и достал из кармана курительную трубку, а затем и сверток. — Я тебя научу правильно набивать.

Трубку я курить не стал, но запах настоящего табака запомнил на всю жизнь.

К дому подъехала машина. Я пригляделся. Из нее вышла незнакомая женщина. Это была не Молли. И Евы не было. Всё вокруг менялось, и я менялся. Я чувствовал, как во мне растет безудержное желание увидеть Алису. Мне хотелось, чтобы она ходила голой по моей квартире, надевала мою футболку, травила моих тараканов, играла с пауком, смотрела мои мультфильмы, слушала со мной Клауса Шульце, пересчитывала ножки у курицы, а потом смотрела на меня и говорила, что любит меня. Нет, про любовь не нужно, это, наверное, лишнее. Если сбудется всё перечисленное до этого, про любовь говорить уже не имеет смысла, потому что это и есть любовь. А когда она пройдет, останется только правда, и эта правда будет в том, что мне хочется, чтобы она ходила голой по моей квартире, надевала мою футболку, травила моих тараканов…

Я вернулся в кровать. Простыня подсохла, и я сразу же уснул. Я спал так крепко, что не услышал, когда проснулись и разбежались лошади. Никто не танцевал и не забивал гвозди. Посмотрел на часы. Было девять утра. Мне давно не удавалось поспать до девяти, поэтому я воспринял это как хороший знак. Впервые за долгое время почувствовал, что не придется вынужденно проживать сегодняшний день.

Я позвонил матери и поговорил с ней дольше обычного. Она удивилась, но виду не подала, хотя от неожиданности была менее ворчливой. Сварил кофе в турке, на этот раз только себе. Вышел на балкон, посмотрел по привычке туда, где обычно сидела Ева. Еще раз задумался над тем, что не случайно она появилась и исчезла из моей жизни. Вспомнил про чудесное техническое изобретение для налаживания жизни, о котором она говорила, потушил сигарету прямо в кофейной чашке, вернулся в квартиру и набрал ЕЕ номер.

— Привет, это Феликс.__

КОНЕЦ