и я, что еще больше говорит в его пользу. Он быстро возвращает нас на дорогу и мчит по шоссе к стадиону.

Даже мысль о том, что Феликсу позвонят и сообщат о совпадении его анализа крови, вызывает у меня тошноту. Большинство семей в сообществе одаренных берут кровь у своих детей и вносят их в каталог крови, когда они рождаются, ожидая того дня, когда они совпадут со своими Связными, но все еще есть тысячи случаев, когда людей не вносят в каталог крови до гораздо более позднего возраста.

В том числе и я.

У меня никогда не было возможности спросить своих родителей, почему они решили подождать, и у меня немного болит в груди от мысли, что у меня никогда не будет ответа на этот вопрос, как и на миллион других.

Атлас замечает, какой тихой я стала, и переплетает свои пальцы с моими, пока ведет машину, молчаливо утешая меня, что, я уверена, стало жизненно важным для моего выживания в данный момент.

Когда мы приезжаем на стадион, мы сразу направляемся наверх, чтобы сесть на идеальные места Сейдж, Атлас смеется над тем, как она взволнована и непоседлива, когда мы поднимаемся туда. Ее родители сидят прямо перед нами, и на этот раз они действительно добры ко мне.

Ее отец прослезился, когда благодарил меня за спасение своей дочери, пожал мне руку и вцепился в нее так отчаянно, что Атласу пришлось вмешаться, чтобы вырвать меня из его благодарной, но сильной хватки.

Я переглянулась с Сейдж, и она сморщилась, как сумасшедшая, но если ее родители успокоились насчет того, что мы подруги, то я не против такой безумной благодарности.

Когда игроки выбегают на поле, мы с Сейдж так громко аплодируем, что окружающие смотрят на нас и перешептываются, но ни одной из нас нет до этого дела. Атлас покупает нам всем хот-доги и напитки, а затем держит их, чтобы мы могли поддержать игру. Сейдж говорит без остановки, сообщая мне все статистические данные о команде, которые только могут существовать, но от этого смотреть становится еще интереснее.

Пока не перестает.

Я чувствую враждебность в воздухе еще до первых признаков того, что что-то не так.

В перерыве мы выигрываем шесть очков, и наступает небольшой момент тишины, который, кажется, никто не замечает, но мой дар поет в моих венах, выходя на поверхность, как будто он вот-вот захватит мое тело, чтобы сохранить меня в безопасности. Команды выбегают обратно на поле и готовятся начать второй тайм, но мне хочется блевать.

Я бросаю взгляд на Атласа, но он все еще смеется с Сейдж над моей головой, совершенно не обращая внимания на то, что в воздухе витает что-то неладное. Никто не чувствует этого, никто, кроме меня, сидящей в толпе и пытающейся не сойти с ума от этого. Меня начинает неконтролируемо трясти.

— Оли? Сладкая, что случилось? — говорит Атлас, и Сейдж тут же хватает меня за руку.

Затем музыка обрывается, и команды возвращаются в свои раздевалки, поле быстро очищается, а толпа затихает.

В воздухе рядом с нами раздается небольшой хлопок и какое-то возмущение, прежде чем Киран внезапно оказывается там, стоя над Атласом в проходе.

Он не тратит время на любезности или объяснения. — Фоллоуз, нам нужно уходить. Бенсон, иди с родителями к северному выходу. Сразу спускайтесь вниз и садитесь в машину, позвони Атласу, как только окажешься дома в безопасности.

Родители Сейдж без колебаний хватают ее и начинают уводить, поэтому я быстро обнимаю ее, а затем двигаюсь в противоположном направлении. Люди вокруг нас в толпе окликают Кирана, его снаряжение ТакTим делает его легкой мишенью для их страха и растерянности, но он просто ведет нас по туннелям к раздевалкам.

Я понятия не имею, что происходит, но волнуюсь.

Когда мы добираемся до второго этажа, там уже огромная толпа людей, которые пытаются выбраться наружу, кричат и вопят о бомбе, и тут я официально начинаю терять самообладание. Атлас притягивает меня к себе и полностью закрывает спиной, и я понимаю, что он готовится к взрыву, просто на случай, если ему понадобится меня прикрыть. Это не помогает мне не выйти из себя, а только усугубляет этот процесс.

Брут начинает рычать над моим ухом, это не звук, а ощущение, словно урчание в глубине его груди.

Последняя лестница в туннеле плохая, но когда мы спускаемся по ней, то попадаем в самую низкую точку стадиона и самое маленькое пространство на данный момент. Повсюду люди, тела прижимаются ко мне, когда мы движемся, и даже когда Атлас крепко обнимает меня, а Киран идет впереди, пытаясь расчистить путь и увести меня отсюда к чертовой матери, для меня это невыносимо.

Кто-то сталкивается с Атласом, и, поскольку он не использует свой дар, он слегка толкает меня, извиняясь мне на ухо, пока рычит на всех вокруг. Проблема в том, что меня не волнует, что люди натыкаются на меня, я даже могу убедить себя не волноваться из-за того, что меня раздавят, но я никак не могу справиться с тем, что моего Связного пихают.

Я чувствую, как мои узы берут верх, даже когда я отчаянно пытаюсь их успокоить. Это бесполезно, во время опасности у нас нет ничего, кроме инстинкта и очень животной потребности бороться.

Киран ругается под нос, оглядываясь на меня, и отчаянно потирает центр груди. Когда он подносит телефон к уху, я уже знаю, кто будет на другом конце линии.

— Где ты? Фоллоуз собирается поджарить всех в туннелях, мне нужно переместить ее… понял, мы уже в пути.

Он протягивает одну руку, чтобы схватить меня за запястье, его глаза вспыхивают белым, когда он призывает свой дар переноса. Он не хватает Атласа. Я не знаю, почему он не хватает его, до меня доносится рычание моего Связного, когда меня отрывают от него и переносят прочь, но я ничего не могу с этим поделать.

Мой желудок сжимается и взбунтовывается от ощущений, и когда мои ноги, наконец, снова становятся на твердую землю, я отшатываюсь от него, на лбу выступает пот.

Меня рвет на ковер, я трясусь как лист, и слышу пронзительные звуки, будто кто-то злится из-за этого, но потом я поднимаю голову, и все они видят цвет моих глаз и затыкаются.

Я нахожусь в офисе с Нортом, Ноксом и женщиной в юбочном костюме и на каблуках. Она прикрывает рот рукой, а ее глаза расширены, но не это расстраивает мои узы. Нет.