я утратил своего сына!

Сколько горюют при утрате ребенка,

столько не радуются люди

при его обретении…

Разве не счастлив тот в этом мире,

кто умирает бездетным,

иль у кого дети живы и здравы?!

Тогда царица, поверженная горем, словно верблюдица с проколотым сердцем, испустила отчаянный вопль:

– Из трех моих сыновей, что отправились

со слугами в лес, полный цветов,

мой добрый младший сын не возвратился!

Где же мой младший, дорогой мне как сердце?!

Когда два царевича подошли, царь их спросил:

– А где мой младший сын?

Те, весьма опечаленные, с полными слез глазами, с пересохшими нёбом, губами, ртом и зубами, не могли вымолвить ни слова.

Царица велела:

– Сейчас же говорите, где мой любимый младший сын?!

От предчувствия дурного

сердце разрывается мое,

тело страшно ноет,

и тускнеет ум…

Тогда два царевича подробно рассказали о том, что случилось. Услышав рассказ, царь и царица лишились чувств. Как только очнулись, они, жалобно рыдая, отправились на место [гибели сына]… Увидев его голые кости и разбросанные повсюду волосы, царь и царица упали в обморок, словно [сухие] деревья, поваленные ветром. Когда слуги и министры увидели это, они принялись охлаждать тела царя и царицы водой и мазью из малабарского сандала… После долгого времени придя в себя, царь встал и завопил жалобным голосом:

– Ох, любимый сын, милый и прекрасный, почему так скоро ты ушел в царствие Владыки смерти?!

Почему же смерть ко мне сначала не пришла?!

Для меня не может быть горя большего, чем это!

Царица же, очнувшись, с растрепанными волосами, стала бить кулаками себя по груди, валяться по земле, как рыба, выброшенная на берег, и горестно стенать, словно потерявшая детеныша буйволица или верблюдица:

– Эх, кто же моего любимого и милого

сына – [словно] лотос

разорвал и разбросал здесь по земле?

Какой же враг мой здесь сегодня погубил

сына моего,

чьи глаза прекрасны были, а лицо

луне подобно?

Эх, как могу я быть еще жива,

видя здесь убитого

сына своего любимого?

В самом деле, сердце мое – кусок железа, если

не разорвалось при виде такого несчастья!

Сегодня снилось мне, что кто-то мои груди отрубил мечом

и зубы вырвал; вот вскоре после этого

скончался мой любимый сын.

[Снился также] сокол, унесший одного

из трех голубиных птенцов, найденных мной,

и вот Владыка смерти похитил одного из трех сыновей,

окружавших меня.

Ох, горестно исполнился тот зловещий сон!

После того, как царь и царица произнесли жалобным голосом много разных причитаний, они, снявши с себя все украшения и сопровождаемые большой толпой народа, воздали почести праху своего сына и отнесли мощи царевича на это место.

Ананда, если ты думаешь, что некто чужой был тогда юным царевичем по имени Махасаттва, то не думай так. Почему же? Именно я был в то время царевичем Махасат-твой. Ананда, даже в те времена, когда я еще не был свободен полностью от страстной привязанности, неприязни и заблуждения, я помогал всем существам [спасаться] от адских и прочих страданий. Тем более сейчас, когда свободен от всех пороков и пробужден совершенно, я готов целые кальпы пребывать в адах ради каждого существа и освободить всех от сансары. Множеством разных подвигов, на которые весьма трудно решиться сердцу существа, я помогал всем.

Затем Бхагаван изложил [свой рассказ] стихами:

– К Пробужденью высшему стремясь,

я многие Эпохи жертвовал собой;

когда бы я царем или царевичем ни стал,

другим я свое тело отдавал.

Помню вот царя из прошлых жизней;

его звали Махаратхой.

У него был щедрый сын —

прекрасный Махасаттва.

Он имел двух старших братьев —

Махапранаду и Махадеву.

Придя все вместе в лес густой,

они увидели измученную голодом тигрицу.

Тот благородный человек, охваченный

состраданием, [подумал]:

«Тигрица эта голодом и жаждой

измучена, поэтому

может съесть своих детенышей.

Отдам ей свое тело.»

И вот Махасаттва, сын Махаратхи, видя

голодную тигрицу и желая

спасти ее детенышей, движимый

состраданием,

спрыгнул с кручи около нее…

Затряслась земля со всеми горами,

вспорхнули, улетели стаи разных птиц,

страх охватил зверей,

и погрузился этот мир во мрак.

Старшие братья —

Махапранада и Махадева —

искали и не находили Махасаттвы

в том красивом и большом лесу.

Со страдающим, болящим сердцем

они бродили по лесу

почти в беспамятстве,

с покрытыми слезами лицами

искали в дебрях брата младшего.

И вот когда Махапранада

и Махадева – юные царевичи —

пришли в то место,

где лежала ослабшая тигрица

с детенышами, то увидели,

что пасть тигрицы окровавлена,

а на земле —

несколько костей и пучков волос.

Узрели два царевича

на земле и кровь, поскольку

на нее упало несколько

капель крови [их брата].

Потеряв сознание, они

на землю повалились,

и их тела [лежали долго],

испачканные грязью,

без памяти, без чувств…

[Нашедшие] их слуги

жалобно заплакали, подавленные горем,

их обрызгали водой,

и те, очнувшись наконец,

к небу руки подняли, рыдая…

Как только [Махасаттва] упал [с обрыва],

его родная мать – главная царица,

пребывавшая счастливо во дворце

с пятьюстами женщинами,

[почувствовала] во всем теле острую

боль, как будто от иголок,

и из ее грудей изверглось

смешанное с кровью молоко.

С сердцем, переполненным печалью

и пронзенным

стрелой боли от утраты сына,

она приблизилась к царю,

измученная горем и унынием,

жалобно рыдая,

и сказала Махаратхе:

«О царь, людской владыка, выслушай