– Какой монастырь? – спросил Савицкий.

– Один из тысяч. Это никому не известно. Кроме высоких иерархов, которые, понятно, не будут делиться ни с кем информацией даже под страхом смерти.

– И вы считаете, что мандалы сути до сих пор в этом монастыре? – спросил Влад.

– Есть места, над которыми время не властно. Эти вещи могли спокойно пролежать в тайном хранилище монастыря тысячу лет. И будут лежать до скончания веков, и их никто не потревожит.

– Но мандала воли, – Савицкий кивнул на рисунок, – она сейчас точно не в монастыре.

– Вы обладаете какой-то конкретной информацией?

– Обладаю. Мандала воли появилась в Европе.

– Копия?

– Подлинник.

– Откуда?! – Сухая рука немца судорожно сжалась в кулак.

– С Востока. Сколько она может стоить в евро?

– Как историческая реликвия, учитывая древность, при условии, что это подлинник… Ох, даже затрудняюсь сказать. Семь-восемь. Может, десять. Если найти настоящего знатока, то и все пятнадцать.

– Тысяч? – подал голос Влад.

Старик посмотрел на него с укоризной, как на ребенка, меряющего все ценности порциями мороженого.

– Конечно же, миллионов. Но официально эту вещь не предлагали. Я был бы в курсе. Обычно при продаже предметов той эпохи обращаются за консультациями к специалистам. А я считаюсь хорошим специалистом. И знал бы об этом.

– Скорее всего, она на черном рынке.

– И тогда я бы тоже узнал, – заверил старый эсэсовец. – По некоторым своим каналам. Но не было ничего! Очень жаль. Подлинник мандалы и ее копия – это большая разница.

– В чем?

– Мистики считают, что копии не обладают мистической силой. Но дело не в этом. На каждом подлиннике, когда они были помещены в монастырское хранилище, была выгравирована печать этого монастыря.

– Выходит, получив одну мандалу, мы по печати сможем определить, где остальные, – встрепенулся Влад.

– Вы зрите в корень… Но и это еще не все, – многообещающе произнес немец, похоже, еще не исчерпавший запаса сюрпризов. – Для того чтобы полностью использовать силу трех мандал, существует еще Ключ основы.

– Это еще что такое? – изумился Савицкий.

– Какой-то предмет. Может, рукопись или книга. Он позволяет вскрыть алгоритм… В десятом веке, во избежание беды, мандалы сути укрыли в одном месте; ключ же нашел приют в каком-то горном хранилище.

– И теперь его никто никогда не найдет?

– И тут тоже не все просто. Никто из иерархов не желал терять силу навсегда. Ее хотели рассредоточить. И на каждой из трех мандал есть часть надписи. Сложив их, можно узнать, где ключ.

– Чисто ребус! – воскликнул Влад, чувствовавший, что медленно шизеет. Мандалы, монастыри, печати… На черта все это? Но, судя по тому, как загорелись глаза Савицкого, понял, что эта информация чрезвычайно важна.

– На Востоке ребусы и загадки, а также недосказанности и иносказания – это любимая забава, – улыбнулся немец.

Напоследок Савицкий сказал:

– Большое спасибо. Вы нам сильно помогли в наших научных изысканиях.

– Всегда рад оказать помощь коллегам. – Немец с усмешкой кинул взор на Влада, атлетическое сложение которого и отточенные кошачьи движения меньше всего соответствовали образу кабинетного работника, зато наводили на воспоминания о лучших диверсантах вермахта. – Я буду держать вас в курсе, если что-нибудь узнаю. И у меня просьба – если найдете мандалу воли, покажите мне ее.

– Мы подумаем об этом.

– Я единственный, кто сумеет прочитать печать и сказать, где хранятся остальные. И открыть доступ к Ключу основы.

Савицкий кивнул, пожал крепкую руку старика и вышел из дома. Влад тоже вежливо распрощался, и тут его взгляд зацепился за разложенные на столе в углу рисунки. Один из них изображал отвратительного демона. Кольнуло что-то. Немец, заметив взор, с улыбкой произнес:

– Отвратно, не правда ли? Все-таки умели эти люди нехитрыми средствами вызывать запланированные реакции – как правило, ужас и отвращение. Это Джавья, один из тибетских демонов эпохи раннего буддизма, любимец простонародья.

– Ну да, – кивнул Влад и тоже пожал руку немцу. – Приятно было познакомиться. Можно сказать, вы позволили мне взглянуть на мир немного с другой стороны.

– Что ж. Это бывает полезно…

Просторный «Линкольн» отъехал от дома Рихтгофена, покрутился по улицам, казалось, совершенно опустевшего городка – ни одного прохожего и машины. Зато когда автомобиль вырулил на трассу, то вскоре застрял в дорожной пробке, что неудивительно, учитывая, что в Бельгии самая большая плотность населения, а значит, и машин в Европе.

– Да, нацист глубоко в теме, – сказал Савицкий. Он откинулся на сиденье, прикрыв глаза, и было видно, что разговор его утомил и эмоционально опустошил. – Некоторые его заявления были для меня откровением.

– Только никаких конкретных зацепок не дал… – Влад задумчиво постукивал пальцами по рулевому колесу. – Тут старик нам ничем не помог.

– Ничего. Главное, мы теперь четко знаем, что искать. И зачем. Будем просеивать экспертов. Те, кто пытается продать мандалу воли, – просто торговцы краденым. Они должны были сунуться к крупным посредникам, занимающимся тайными сделками с произведениями искусства. И для начала показать эксперту, чтобы покупатель убедился – его не водят за нос. Мы раскрутим этот клубок, Влад.

– Знать бы еще, как далеко заведет нас эта нить Ариадны. – Влад тронул машину, и она вместе с другими проехала еще пяток метров.

Тропические леса – это влажность, паразиты, мерзкая живность. И густая листва, через которую приходится прорубаться, как шахтеру через груды породы.

Операция длилась третьи сутки. Диверсионная группа кружилась на резиновой моторной лодке, сжигая запасы бензина, по запутанным лабиринтам проток и притоков Бирюзовой реки, ползущей змеей через всю страну.

Группа состояла из командира, которым был Великанов, и пятерых бойцов из числа лично им подготовленных. Также был придан офицер военной контрразведки, который, собственно говоря, и играл здесь главную скрипку. Вот только мелодия у него никак не складывалась.

Сейчас они устроили временный лагерь недалеко от воды, но так, чтобы случайным глазом их было не обнаружить. В непролазных лесах, понятное дело, никто шастать не будет, но протоки служили для местных жителей сетью дорог, и время от времени по воде скользили моторные или весельные лодки, а пару раз с ревом проплывали большие катера.

– Ну и что там, как ты думаешь? – спрашивал Великанов, кивая на рацию.

– Пока ничего. – Контрразведчик был угрюм и чувствовал себя не в своей тарелке. Видимо, возлагал большие надежды на операцию, и то, что она откладывалась, вгоняло его в глухую тоску. Он стукнул ладонью по рации – раздраженно, но соизмеряя силу, чтобы ненароком не повредить. – Не может быть, чтобы они не проявились!