Сергей начал пробираться к крыльцу, и тогда репортер обратила внимание и на него. Но скорее всего, на костюм:

— Вы владелец этой точки?

Ерохин покачал головой.

— Директор! — громко высказала предположение корреспондентка, хватая его за рукав. — Вы от меня не скроетесь! Будете перед всем городом оправдываться, прощения просить.

— Да не директор, — попытался вырваться Сергей, — как раз наоборот.

Но его держали крепко.

— Полиция! — замахала рукой корреспондентка. — Требуется ваша помощь.

Полицейские, разбрасывая толпу, ринулись к ней. И только тогда старушка, стоящая на ступеньках, заметила их и показала пальцем районному прокурору.

— Отпустите его! — закричала она тоненьким голоском. — Это мой спаситель.

Полицейские подхватили Ерохина под руки и осторожно понесли к крыльцу. Потом подняли его по ступеням и поставили перед бабкой.

Она обняла его и поцеловала трижды.

— Вот он, мой спаситель! — произнесла она уже в камеру. — Если бы не он, меня разорвали бы на части. Но этот отважный человек храбро вступил в схватку с негодяями и отбил меня у них. От лица всего нашего поколения, от себя лично, от членов своей семьи…

Она еще дважды поцеловала Ерохина и заплакала.

— Спасибо вам, — сказала внучка с телевидения.

А прокурор молча протянул ему руку для рукопожатия.

— Представьтесь, пожалуйста, — попросила корреспондент, — только смотрите в камеру: у нас прямой эфир.

— Зовут Сергей. Я сам бывший сотрудник этого заведения. Теперь вот уволился. Но перед увольнением специально зашел, чтобы проверить, на месте ли те, кто совершил этот жестокий акт. К счастью для покупателей, их уже нет на месте. Вот товарищ прокурор района подтвердит, что они уволены, а прокуратурой они будут привлечены к уголовной ответственности по статье триста тридцатой — самоуправство.

— Именно так, — подхватил прокурор, — мы сейчас собираем документы, опрашиваем свидетелей. Пострадавшую опросили. Все обстоит именно так…

— Вы сказали, что здесь работали, — вернулась к теме своего репортажа корреспондентка. — А на какой должности?

— На должности рядового охранника. Только я старался не сумочки досматривать, а противостоять хищениям, совершаемым персоналом. За что, собственно, и был уволен.

Репортер внимательно всматривалась в него.

— Погодите-погодите, — сказала она, — мне знакомо ваше лицо. Не вы ли возглавляли убойный отдел на Васильевском острове и в одиночку без оружия задержали вооруженного киллера? Это был один из моих первых репортажей: я все помню, как сейчас… Стрельба… тело поверженного наемного убийцы, и вы, такой спокойный, уверенный. Вас хотели наградить орденом. Вручили?

— Нет, орден получил начальник. Ему же выписали крупную денежную премию.

— Как же? Я так старалась, работала над своим репортажем о герое. А его в эфир не пустили. Обошлись только бегущей строкой и сообщением в новостях. Мне очень обидно было. Представляю, как вы расстроились.

Ерохин помотал головой.

— Чего расстраиваться? Я привык. Да кому он нужен — ваш репортаж о героях? Кто теперь на телевидении делает передачи о героях, которые гибнут, защищая родину? Которые в космосе творят чудеса? А про них ни кадра, ни слова. Передачи сейчас делают про светских львиц, которые случайно переспали со своим водителем несколько раз, а он деньги украл. Миллиона два или семь — короче, все, что были в сумочке.

— Ой, — сказала корреспондентка и махнула рукой оператору, чтобы он прекратил съемку.

— Мы ведь в прямом эфире, — напомнила девушка Ерохину, — а вы такие вещи.

— Какие? — удивился Сергей.

— И правильно! — сказала старушка. — Я смотрю телевизор и не понимаю, почему этих б…

— Бабушка, — попыталась остановить ее телевизионная начальница.

— Отстань! — приказала ей блокадница. — Вот, представьте себе, не понимаю вовсе: и показывают их, и показывают… Может, они сами скупили все эти каналы, неизвестно каким местом скупили и теперь крутят себя с утра и до вечера. Крутят, крутят и раскручивают.

— Так это… — растерянно произнес оператор и опустил камеру.

— Мы что, в эфире были? — удивилась телевизионная дама.

Оператор кивнул.

— А меня редактор трансляции не предупредил, — стала оправдываться корреспондентка. — Наверное, микрофончик, который в ухе…

А в кармане Ерохина зазвонил мобильный.

Он поднес его к уху и услышал дрожащий голос Садыкова:

— Вон оттуда, Ерохин! Да побыстрее вали! Все наше начальство туда мчится. Хотят перед бабкой извиниться и компенсировать ей путевкой в дом отдыха. Перед ней извинятся, а тебя, гада, порвут на кусочки.

Но Сергей остался. Разговаривал со старушкой, ее внучкой и прокурором. Потом старушка начала уставать, и внучка решила отвезти ее домой.

Телевизионная начальница обняла Сергея, на прощанье поцеловала и спросила проникновенно:

— Вы женаты?

— Не успел, — ответил Ерохин.

— В самом деле? — не поверила дама. — Тогда возьмите мою визиточку. Может, и в самом деле пора делать передачи про настоящих героев. Про киллера — это правда?

Сергей пожал плечами, а районный прокурор подтвердил:

— Истинная.

Постепенно народ начал расходиться, и прокурор подошел к служебному автомобилю.

— Если честно, — обратился к нему Ерохин, — как вы здесь оказались?

Мужчина задумался, а потом признался:

— Попросили.

— А если я вас попрошу попросить за меня, составить мне протекцию. Хочу в «Зебест»-банк на работу устроиться. Охранником всего-навсего. Я теперь уже безработный, а без дела сидеть не привык. Банк на вашей территории.

— Так-то оно так, только кто же меня там послушает?

— Ой ли! Кто в нашей стране позволит не прислушаться к мнению прокурора?

— Напомните вашу фамилию.

Сергей записал на бумажке свою фамилию и имя, а потом еще и номер своего телефона. Протянул бумажку собеседнику. А тот вдруг достал визитку и отдал ему.

— Будем считать, что обменялись координатами. Обещать, разумеется, ничего не буду. А вы подумайте, может, в службу судебных приставов пойдете?

— Описывать имущество у бедных людей? Нет, вы уж извините.

Оставшись один, Сергей вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. Обернулся и увидел черный внедорожник, из которого тут же вышел крепкий парень и направился к нему. Подошел и произнес едва слышно:

— Садись ко мне в тачку, там тебя ждут.