успел понять. За спинами монахов возник алый призрак и, не останавливаясь в своем движении, вспорол обоим горла.

Длинные когти прошли сквозь мясо и хрящи легко и плавно. Брызнула кровь, головы монахов почти оторвались от тел, оседающих на пол. Жизнь покинула их столь быстро, что пальцы даже не успели нажать на спусковой крючок.

И тут же, в сумраке между стеллажами, заклубилась тьма, соткавшая из себя получеловека-полуволка, худого и черного, с выпирающими сквозь шерсть ребрами.

Мои ладони вцепились в кресло, но прежде чем Демьен развернул мою коляску, спасая меня от кошмарного зрелища, я успел увидеть, как острая волчья пасть погрузилась в нутро одной из жертв.

Я не видел, что там произошло дальше. Дем толкал мою коляску так быстро, как только мог.

Но я достаточно слышал.

В этих холодных комнатах нечему было заглушить звуки раздираемой и заглатываемой плоти.

Демьен толкал коляску, а меня выворачивало, мучительно и остро, будто пожирали меня, а не кого-то там, позади, за спиной. Выворачивало прямо на мои неподвижные ноги, на бешено вращающиеся колеса, на подлокотники кресла, на проносящийся мимо пол.

Повернув и остановившись перед очередной дверью, Дем присел рядом, взяв меня за руку.

Все, что я мог извлечь из своего желудка к тому времени, уже кончилось. Джинсы промокли. Я почти ничего не видел из-за слез.

Дем снял меня с коляски и усадил на пол. Помог стянуть джинсы, и, не колеблясь, выбросил их в проход. В сумке позади коляски нашлись белые шорты, по которым порхали зеленые и оранжевые бабочки.

Более неуместного рисунка для Библиотеки было сложно придумать.

Я надел их сам, пока Дем оттирал коляску влажными салфетками, выбрасывая затем их к джинсам.

— Дем… Ты говорил, они остались там, в метро. Как же тогда они нас нашли? И как попали сюда?

— Думаю, они знали про Библиотеку. Возможно, даже бывали здесь, как и я. И нашли другую дверь, там, в метро. А может, попали сюда просто случайно. Я не знаю. В Библиотеке свои законы взаимосвязей. Точнее, ничто и нигде не взаимосвязано так, как здесь.

— А та черная фигура, которая… похожа на волка. Кто она?

— Иуда здешнего мира. Предатель, трус, убийца, мучитель и палач. За содеянное он лишен своего имени. Оно изъято из Библиотеки, и потому его никто не помнит. Это его наказание — питаться мертвыми, и всегда оставаться голодным.

— А кто его наказал? Библиотекарь?

— Нет. У его судьи нет имени. Его наказала сама реальность.

— И что, наказание будет длиться вечность?

— Только до тех пор, пока он не осознает, за что наказан. Возможно, когда-нибудь это произойдет. Возможно — нет. Я не знаю. Прошло две тысячи лет, а он не понял этого до сих пор.

Я оглянулся.

— А куда исчез алый призрак?

— Думаю, отбирает у волка добычу.

Я поежился.

— Скажи, Дем, здесь все едят друг друга?

Дем долго не отвечал, продолжая отмывать мою коляску. Потом встал и помог мне на нее сесть.

Коляска была ледяной и мокрой.

— А разве в вашем мире не так? — наконец, тихо спросил Дем.

Я не нашел, что ему ответить.

***

Дверь перед нами была самой невыразительной из всех, которые я видел за сегодняшний долгий день.

Она была узкой, серой, плоской и сдвижной. Слева, на уровне моих глаз, из стены выделялась кнопка.

Это была дверь лифта.

Дем подошел к ней и, подумав, нажал.

Загудел электродвигатель. Заскрежетали тросы, да так сильно, будто они поднимали (или спускали?) не тесную кабинку, а забитую свинцом грузовую платформу.

Ждать пришлось долго. Лифт шел медленно, через силу. Один раз раздался звонкий хлопок, и вслед за ним послышался свист и скрежет, словно один из тросов оборвался и полетел вниз, цепляясь за стенки шахты.

— Может, поищем пандус? — неуверенно спросил я.

Дем лишь покачал головой.

— Его здесь нет. Как нет и другого пути. Если бы был — я бы его чувствовал, как чувствую нужную нам книгу. Она лежит внизу, и ждет нас. И другого пути к ней нет.

Скрип шкива, протяжный и ввинчивающийся в мозг, приближался. Наконец, остановился напротив. Кабина лифта медлила добрых полминуты, прежде чем открыть свои двери.

До этого мне казалось, что я уже устал бояться, навсегда утратил это чувство. И что теперь стану взирать на ужасы Библиотеки бездушно, как взирает механизм.

Я ошибся.

И от развернувшейся перед нами картины мое сердце снова едва не вырвалось из груди.

Лишь в одном я оказался прав — кричать и плакать я действительно уже не мог.

Будто из слабого безногого ребенка я превратился в еще более слабого безногого старика, со ссохшимися глазами и атрофированными голосовыми связками.

Из тринадцатилетнего в столетнего.

Лифт был тесен и мал, как тесен лифт в старых домах. Тесен так, что в него едва входит коляска и сопровождающий.

Посередине, на куске провода висел труп полузверя, одетого в камуфляжную армейскую форму. Его лапы не доходили до пола, и он покачивался из стороны в сторону. Провод поскрипывал в такт. В такт по грязному полу туда-сюда елозил обвисший хвост, испачканный испражнениями повешенного.

— Я… Не пойду туда, — просипел я, не узнавая свой голос.

Словно и вправду превратился в старика.

Дем не ответил. Он шагнул к лифту, на миг заслонив от меня повешенного, и внимательно осмотрел крюк, к которому тот был подвешен. Потом посмотрел на меня.

Поглядел печально и устало.

— Вряд ли я смогу снять его отсюда. Он прикручен проволокой, и ее концы проходят сквозь крышу.

— Дем, я не могу…

Он подошел и присел на колени, напротив. Обхватив мою голову, он притянул ее к своей.

— Можешь, Рекс. Ты очень смелый, я знаю. Поверь, ты можешь.

— Я не смогу… — замотал головой я, всхлипывая, но не чувствуя вкуса слез.

Он отстранился. Печаль и усталость из его глаз исчезли. Они были добрыми, ласковыми и уверенными.

— Рекс, вокруг нас тысячи обитаемых миров. Не десятки и не сотни — тысячи. Там, за дверями, есть и твой мир. Мир, в котором ты будешь счастлив. Не тот, откуда ты пришел, и не тот, в котором ты сейчас. А тот, в котором действительно есть место для тебя. Мир, который ты сможешь наполнить. Но чтобы до него добраться, тебе нужно пройти еще не через одни двери, и не через одно испытание. Они кажутся трудными, сложными и невыполнимыми. Но когда ты доберешься до двери нужной, то все, что осталось позади, покажется тебе мимолетным видением.

Я даже смог улыбнуться.

— Обещаешь?

— Конечно, — улыбнулся он