Я понял, о чем он спросил, и, не ответив, толкнул колеса в сторону раскрытой двери.

Когда я въехал в лифт, мое плечо уперлось в бедро повешенного. Я развернул коляску, чувствуя, как его тело трется о мою спину, чувствуя сквозь куртку его мех.

Провод, на котором он висел, заскрипел сильнее.

Как только я развернулся, в лифт протиснулся Дем.

И сразу, не дожидаясь нажатия кнопки, дверь захлопнулась. Быстро и резко, с металлическим лязгом плиты, мурующей могилу.

Наверху заскрежетало. Но лифт не шелохнулся. Зажатый между нашими телами повешенный тоже.

Время и пространство замерли.

Что-то произошло, понял я.

— Дем? Дем?

Я почувствовал, как он медленно повернулся и посмотрел.

Но, не на меня.

Он смотрел на повешенного.

А тот засипел, раз, другой, протяжно и медленно, и сквозь сип я различил его смех.

Смех старого трупа, вечность болтающегося в тесной коробке лифта.

— Здравствуй, Ангел, — наконец, просипел труп.

***

— Здравствуй, Ангел, — просипел труп.

— Кто ты? — спросил Демьен.

— Посланник, — ухмыльнулся труп.

Я услышал, как в его животе забурлили газы.

— Чей?

— Сам знаешь, чей.

— Ты лжешь. Он тебя не посылал.

Труп захихикал.

— Молодец. Догадливый.

— Тогда говори. У нас нет времени.

— Время… Ты прав, ангел. Здесь нет времени. Оно здесь не существует. Я его… отменил.

Он снова захихикал.

— И ты снова лжешь. Ты не в силах отменить время.

— Ага, — не стал отпираться труп. — Не в силах. Зато я в силах держать дверь лифта закрытой. И сам лифт, если я не захочу, тоже никуда не поедет.

Демьен помедлил с ответом. И я понял, что в этот раз труп не солгал.

— Чего ты хочешь? — наконец, спросил Демьен.

Его голос прозвучал тихо и спокойно, словно мы не находились в ловушке с мертвым.

— Мальчика, — ответил труп.

— А если я оторву тебе руки, ноги, вырву глаза и язык. Как ты смотришь, чтобы следующую вечность проездить в своей коробке именно в таком виде?

Спокойствие Демьена исчезло. Его голос излучал ненависть, которой я еще ни разу ни от кого не слышал.

— Гляди-ка ты, — заухмылялся труп. — Проняло тебя. А еще ангел.

Я не мог видеть из-за тесноты лифта, но почувствовал, как Демьен поднял руку и ухватился за труп.

— Погоди, погоди, — труп тут же сменил тон. — Мальчик должен прочитать книжку. Это условие.

— Условие чего?

— Поездки, — мне показалось, что труп даже пожал плечами.

— Чье это условие?

— Мое.

— Для чего ему читать ее?

— Откуда я знаю? Так предрешено. Не мною предрешено. Я лишь посланник. А мальчик хороший. Нежный. Вкусный.

— А плата?

— Какая плата?

— Что ты потребуешь взамен прочтения книги?

Труп замолчал.

— Говори! Иначе твоя послесмертная жизнь станет вечной агонией!

— Да ты же ангел. И ты грозишь мне агонией?

— Конечно, — вдруг улыбнулся Дем.

Из его голоса исчезла вся ненависть. Он говорил тихо и смиренно.

— Конечно. Я ангел. Только падший. Раз уж ты напомнил мне об этом, позволь мне сказать несколько слов на авесте. Красивый язык, певучий. Ставший мертвым еще тогда, когда ты был жив.

— Нет! — в сипении трупа прорезался страх. — Не говори!

— Хорошо. Не скажу. Пока не скажу. Так что насчет оплаты за прочтение книги?

— Никакой, — выдавил из себя труп. — Пусть читает, и катитесь отсюда, к своим чертям в ад.

— Так тогда может и читать не стоит?

— Это билет. Одна поездка — одна книга. Одна история. Иначе лифт не поедет.

— Вот оно что, — протянул Дем. — А ты, значит, паразит. Ты требуешь плату за поездку на лифте, хотя он сам определяет, кому и что предначертано прочесть.

— Нет, нет, — запротестовал труп. — Скорее, я скромный кондуктор. Я лишь беру небольшую плату за посредничество, так сказать.

— Где книга, Тварь?

— О, заторопился, — в сипении трупа вновь промелькнула ухмылка. — Ты не торопись. Времени здесь все равно нет. А книжка в кармане моей куртки лежит. Можешь достать ее, ангел. Если тебе не противно обыскивать мертвых.

Он засмеялся.

— Впрочем, чего это я? Ты, повидавший столько битв и полей брани, обобрал не один десяток своих мертвых собратьев, не так ли?

***

Это оказалась не книга. Тонкая школьная тетрадь, в клетку, с зеленой дешевой обложкой и плохой бумагой. Она была старой, мятой и пахнущей мертвецом.

Дем достал ее из кармана повешенного, и передал мне. Труп с интересом следил за мной, покачиваясь на проволоке.

Первая страница обложки гласила: ТЕТРАДЬ для работ по поэзии убийства, ученика 9а класса средней школы № 3.

Имя ученика было выведено строчными буквами, заботливо и аккуратно: ЧИТЕМО.

Я пролистал её, заполненную мелким, но аккуратным разборчивым почерком. Двенадцать страниц странного сочинения. Сочинения на тему поэзии убийства.

Для чего ЭТО читать ребенку?

Я вопросительно посмотрел на Демьена.

Тот кивнул, как-то обреченно. А труп вновь захихикал, и в его животе снова забурлили газы.

Я открыл тетрадь.

***

5 сентября.

Я тих, скромен и застенчив. Я хорошо учусь — потому что верю в необходимость учёбы. Её декларируют нам учителя. Правда, сами они почему-то считают всех детей бездарными, а себя неудачниками. Их слова отдают фальшью, но я им верю. Потому что я тихий, скромный и застенчивый. Разве могут учителя говорить неправду?

29 сентября.

Сегодня нас спрашивали, кем мы хотим стать, когда вырастем. Ленка, моя соседка по парте, хочет стать бухгалтером. В конце урока её почему-то поставили двойку.

А я хочу стать врачом! Я буду сидеть в белом халате, в чистом-чистом кабинете, и лечить других детей!

Мне поставили пятерку.

3 октября.

Решил, что прочитаю все книжки по медицине. Иначе как мне стать хорошим врачом?

7 октября.

Сегодня я понял, что нас — меня и моих одноклассников — на самом деле никто не любит. Это больно и унизительно. Учителям все равно, стану ли я врачом, и станет ли Ленка бухгалтером. Их слова только слова.

Когда они говорят, они выдыхают яд. Как старухи из древних сказок.

15 октября.

Я стал врачом! Надеюсь, я больше никогда не увижу своих учителей из школы.

Почему-то скучаю по Ленке. Интересно, она стала бухгалтером?

18 октября.

Пытаюсь верить в пациентов и заботиться о них. Но им наплевать на меня так же, как и учителям в школе. Они считают меня прибором в белом халате, удовлетворяющим их потребности в текущем ремонте. Как бы хорошо я не лечил их, они относятся ко мне плохо. Не потому, что я дрянной врач. А потому что они в принципе плохо относятся ко всем приборам в белых халатах.

25 октября.

Сегодня на моих глазах убили человека. Я