осталась. Стоит как в воду опущенная и хочет, но не может расплакаться.

— А вы, значит, вместе… ходили? — уже во дворе спросила мама и посмотрела на Игната, на Лию.

— И ходили, и гуляли… И убийцу вместе ищем, — сказал он.

— Это хорошо, — в раздумье кивнул отец.

— Вместе на блатных вышли. Которые нам теперь угрожают. Ножами.

— Блатные, блатные… Когда же вы их всех повыведете? — цокнул языком отец.

— При коммунизме их уже не будет, — и в шутку, и всерьез сказал Игнат.

— Ни блатных, — улыбнулась Лия. — Ни блата.

— Без блата голодно, — усмехнулся Игнат. — Без блата и окрошки никто не нальет.

— А я бы от окрошечки не отказался. — Отец глянул на Зойку, которая все так же пребывала в ступоре.

— И окрошечки, и пирожков, — засуетилась мама.

Пирожков она привезла с собой, окрошку приготовила Зойка, она же приготовила и компот. А отец принес еще и кувшин с вином. Игнат отказался. Настроение, конечно, располагало, но нельзя расслабляться. И спал он сегодня мало, и устал, и жара сморила, хватит и двух стаканов, чтобы выпасть в осадок.

Зойка подошла, села за стол на край скамейки, опустила голову, подумала немного. И вдруг резко глянула на Игната.

— А точно Гена там был? — спросила она.

— В пещере был, а здесь вряд ли. Не убивал он.

— А его кто-то убил?

— Кто-то сильный. Задушили его. Руками.

— И что мне теперь делать?

— Жить!

Зойка глянула на кувшин, отец кивнул, налил ей вина. Она выпила и решительно поднялась.

— И все-таки мне надо идти!

— Тело уже забрали. Тебе позвонят, на опознание надо будет ехать.

— На опознание, — согласилась Зойка.

— Следователь подъедет, скажет. — Игнат усмехнулся.

Телятников если подъедет, то не сегодня. Может, завтра. А скорее поговорит с женой потерпевшего по телефону. А чего в жару куда-то переться, когда можно просто позвонить?

Зойка плохо понимала, что говорит Игнат, но при этом ей требовалось общение. И он говорил, мама ее утешала, а отец подливал вина. В один прекрасный момент Игнат вдруг понял, что Лии рядом нет. Была и вдруг исчезла. Может, домой пошла? Со вчерашнего дня дома не была.

— Я сейчас!

Он сорвался с места, выскочил на улицу. Одновременно с ним из калитки вышел и Давид. Он смотрел в сторону дома, который находился по соседству. И в котором жила Лия с матерью. Давид явно очень торопился. И очень скоро Игнат понял почему.

Лию банально похищали. Талый держал ее за подмышки, Котляр за ноги, они вдвоем несли девушку. Лия брыкалась, но бесполезно. Талый не выпускал ее из захвата и еще при этом умудрялся зажимать рот ладонью.

Лию несли из дома к воротам. А во двор входил Давид. На ходу выщелкивая нож.

— Талый, падла, я тебя сейчас на флаги порежу!

Талый не дрогнул, Лию из захвата не выпустил, он всего лишь остановился. И обдолбанным взглядом уставился на Игната. А Котляр дал слабину, и Лия смогла высвободить ноги из его рук.

Игнат не угрожал, нож не доставал. Талый продолжал держать Лию, руки у него заняты. Жуков этим воспользовался. Он от души размахнулся, со всей силы с оттяжкой врезал Талому и снес его с ног. Лия упала вместе с ним. Котляр шагнул было к Игнату, чтобы помочь своему другу, но жалкая душонка дрогнула, он развернулся на сто восемьдесят градусов и рванул к дому. Но Игнат в два прыжка нагнал его и ударил по ногам. Падая, Котляр влетел головой в чугунный столб беседки, увитой виноградом.

Талый на удивление быстро пришел к себя. Лия уже поднялась, и он тянулся за ней, собираясь схватить за ногу.

— Ну ты и урод!

Игнат подскочил к нему, уложил на живот, заломил руку за спину. В это время стал подниматься Котляр, он мог убежать — некогда связывать Талого. Игнат ударом уголовника кулаком в шею вырубил его. Метнулся к Котляру, заломал его, подтащил к дружку. И увидел направленный на него нож.

— Отпусти пацана! — люто смотрел на него Давид.

Он мог ударить ножом в любой момент. Быстро и точно в глаз.

— С чего это?

— Игнат, не надо! — мотнула головой Лия. — Отпусти его!

— Как это отпусти?

— Я не за тебя подписывался, мент! — Давид презрительно сплюнул себе под ноги.

Игнат мог задержать и Талого, и Котляра, связать их, доставить в участок. Этого Давид и боялся. Если это случится, его обвинят в сотрудничестве с ментами, обзовут гадом и поставят на нож. Ему это и даром не нужно.

— Зачем вы Петелина убили? — спросил Игнат, усилив нажим на предплечье взятой на излом руки.

— Да не убивали мы! — простонал Котляр.

— А у пещер что сегодня делали?

— За вами шли!

— А Лию куда тащили?

— Да просто!

— Допрос окончен! — криво усмехнулся Давид. — Отпускай!

— Отпускай! — кивнула Лия, чуть ли не умоляюще глядя на Игната.

— Еще раз здесь увижу, будет самосуд, — тихо сказал Игнат. — Жестокий и беспощадный.

— Котляр, я тебе за Лийку кишки выпущу! — хищно сузил глаза Давид.

В это время в себя пришел Талый, он стал подниматься, мотая головой.

— И тебя на нож, падла! — Давид не шутил, он действительно готов был убить.

Игнат видел это по его глазам.

— Баклан ты, Талый! Дешевый баклан! — внесла свою лепту в разговор Лия.

Она, конечно, смотрелась далеко не так грозно, но Талый глянул на нее затравленно. И ничего не сказал.

Игнат не стал плыть против течения. Он, может, и мент, но это его родные места, и здесь привыкли жить по своим законам. Он с силой оттолкнул от себя Котляра, и тот снова врезался головой в беседку, но уже в другой столб.

Спелая гроздь винограда сорвалась с ветки, упала на него, несколько ягод закатились за шиворот.

Но на этом экзекуция не закончилась. Игнат сначала вытолкал за калитку Талого, а затем снова взялся за Котляра. На этот раз он направил его на ствол яблоневого дерева, но урка предусмотрительно выставил вперед руки. К дереву он пристыковался мягко, но все же ткнулся коленкой в ствол. Атам густая побелка.

Отряхиваясь, Талый и Котляр вышли на дорогу. Оба посмотрели на Игната, а Котляр провел пальцем по горлу. Давиду они угрожать не рискнули. И про Лию как будто забыли.

— Можешь меня повязать, — едко усмехнулся Давид, вкладывая нож в задний карман брюк.

— Зачем? Просто отдашь нож! — Игнат протянул руку.

А нож у Давида козырный, лезвие хоть и выкидное, но широкое, длинное. И с «кровостоком». Ручка солидная, на вид крепкая, качественной зэковской работы. Лезвие фиксировалось жестко, в момент