Он не видел никого и ничего. В голове Адама пульсировало на повторе лишь одно слово, произнесенное ею. Когда он выломал дверь, когда он ворвался в комнату, он слышал, как она произнесла его имя. Она звала его. Звала на помощь. Он был ей нужен…

Глава 17

— Все будет хорошо, Ника… Тише, тише… — шептал он ей, а она захлебывалась в слезах боли и обиды. Ни на этих извергов, на него. Это он… Он виноват в том, что произошло. Во всём виноват Он…

— Тихо, девочка. Все кончилось. Никто не причинит тебе больше боли, Ника. Прости меня, прости. Я не проконтролировал. Этого не должно было произойти. Сейчас я отнесу тебя в свою спальню. Мы вызовем врача…

— Нет! — закричала она, взбрыкнув и тут же шикая от боли, очередной волной прокатившейся по коже от ее резких движений, — только не в спальню! Прошу тебя, Адам! Не в эту проклятую спальню, где ты… с этими…

Ее слова почему-то снова его ужалили. Больно. Словно бы испытываемые ею сейчас чувства передавались и ему…

Он промолчал, а она обреченно закрыла глаза, понимая, что от нее в очередной раз ничего не зависит. Пусть будет то, что будет. Пусть несет туда, куда хочет. И даже не поняла, что они вышли наружу, сели на гольф-кар и куда-то поехали. Попутный ветер трепал ее разметавшиеся волосы, а она этого даже не чувствовала — щеки горели от агонии, разрывающей тело внутри и снаружи…

Пять минут — и он уже заносил ее в другой дом. У нее не было сил смотреть на окружающую обстановку, но даже по запаху Ника поняла, что сейчас там, где нужно. Сил говорить и сопротивляться не было…

— Расслабься и поспи… — прошептал он, укладывая животом на постель и нежно целуя за ухом.

— Поспать? — усмехнулась Ника хрипло, но язвительно, — как можно расслабляться и спать в присутствии человека, который хочет унизить тебя и подавить? Отыметь, обесчестить…

Отвернулась от него. Сжалась в кокон.

— Тихо, Ника. Всё, что ты сейчас говоришь, неправда. Я не хочу всего этого. То, что произошло сегодня — гнусная подстава. Я уже знаю виновных и они будут серьезно наказаны…

Превозмогая боль, она приподнялась на локтях и заглянула в его глаза.

— Неужели? Я тоже знаю, кто виновен. Догадываюсь. И что ты сделаешь? Пальчиком помашешь? Пожуришь? Отлучишь на неделю от своего драгоценного тела? Я не хочу участвовать в ваших брачных играх. Не хочу быть частью нелепых схем по реанимированию страсти в отношениях. Зачем она притаскивает к тебе женщин? Это все низко. Отвратительно…

— Кейт сегодня же покинет этот дворец, — произнес он хрипло, смотря ей в глаза. Ника сглотнула.

— Не в Кейт дело, Адам. Ты… Это ты виновен. Не понимаешь? — снова эта дикая боль в глазах у нее, от которой его выворачивало, — ты измазал меня в грязи… Ты…

Мужчина глубоко вздохнул.

— Спи спокойно, Ника. Нет никакой грязи. Я не прикоснусь к тебе без твоего желания. Ни сейчас, ни когда-либо. Можешь быть спокойна…

Их взгляды снова встретились и ему показалось, что на его словах ее зрачки расширились. Она ничего не ответила. Устало упала на кровать снова и отвернулась, тяжело дыша. Адам накинул сверху девушки тонкую, невесомую простынь и вышел…

* * *

— Оправдывайся. — Тихо произнес он, смотря с балкона на долину роз, сделав глубокую затяжку и даже не повернув головы на вошедшую.

— Не буду. — тихо ответила Кейтлин.

Молчание. Тяжелое, давящее.

— Я приказал высечь обеих служанок. И ту, что не отвела Нику туда, куда нужно, и ту, что помогала тебе проворачивать эту подлость. Сто ударов. Они могут не выжить…

— Плевать. — снова пустой, спокойный голос.

Адам резко развернулся, пронзительно посмотрев в глаза женщины.

— Когда ты стала такой, Кейти. Когда? Ты была другой. Живой, неунывающей. Неугомонной, ироничной, предприимчивой… — в его глазах было отчуждение и… сожаление. Больше ничего.

— С тобой, Адам… Я стала такой с тобой. Играя в твои игры. Подстраиваясь под тебя. Можно? — протянула руку, прося у него сигарету и для себя.

— Ты не куришь…

— Разве? — усмехнулась, умело закуривая от приставленной им зажигалки, — что ты знаешь обо мне, Адам? Что ты вообще обо мне когда-либо хотел знать? — затяжка, рваная, нервная, дрожащими тонкими пальцами, — очень тяжело жить с мертвецом и самой не окоченеть. Тебя нет, Адам. Тебя нет со мной…

— Зачем тогда ты была здесь, если меня с тобой не было? — спросил, смотря на нее внимательно. Его лицо было статично. Как и глаза. Ни одной эмоции невозможно было сейчас прочитать по внешнему виду шейха Макдиси.

— Потому что любила… И люблю… — маленькая слеза соскользнула с одной из ее ресниц и прочертила тонкую линию по щеке, — тебе тяжело понять, что это такое, Адам. А я любила. Когда любишь, тебе все равно, кто тот, кого ты любишь. Наплевать. Если он дьявол, ты будешь его приспешником, если он Бог, будешь его пророком, если он деспот — его экзекутором, а если мертвый… Будешь лежать рядом с ним… Не шевелясь… Не дыша… Это любовь, Адам. Не прогибать людей под себя, не «приручать» их, как ты любишь говорить, а просто быть рядом.

— Я никогда не дарил тебе иллюзий. Никогда ничего не обещал. Это не любовь, Кейтлин. И я тебе с самого начала говорил, что это не любовь. У нас с тобой нелюбовь. Ни у тебя, ни у меня. Ты просто хотела замуж за прекрасного принца. А я просто позволял тебе быть рядом. Только я не прекрасный принц, а ты всегда хотела большего, чем просто быть приложением.

Она усмехнулась, подавляя вырывающиеся наружу рыдания.

— Я все пыталась задать самой себе вопрос. Как так, а? За что? Я ведь была для тебя идеальной. Выстроила этот проклятый идеальный мир вокруг тебя. Шла на поводу у любой твоей прихоти. Терпела этих шлюх вокруг, терпела твой порок, похоть, равнодушие, пренебрежение. И я ведь даже свыклась с этой ролью. Все мы свыклись. Легко играть в сказке, где все куклы. А потом. Потом проклятие принесло в дом эту суку. Чем она могла тебя зацепить?! В ней нет ничего! Ну да, умело перебирает струны, худая, тонкая. Разве у тебя было мало красивых, талантливых женщин? Но твой взгляд впервые за все эти годы зажегся огнем именно на ней! Я видела эти долбанные перемены в тебе — ты стал живым, ты стал другим. Я помнила такого Адама на