Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она здесь сейчас ни при чем, Кейтлин. Я не терплю подлости, ты знаешь. А ты совершила подлость. По отношению ко всем людям, вовлеченным в твой поступок, косвенно или напрямую. Ты подставила меня, ты подставила ее, служанок, которые вступили с тобой в сговор, да ты даже Муселема подставила, который искренне думал, что пользует девушку, за которую он уже внес плату, которая согласилась быть с ним на заранее обговоренных условиях. Зачем? Чего ты добивалась? Ты ведь знала, что назад у тебя после такого пути не будет.
Снова смех. Истерический, рваный. Болезненный.
— Знаешь, Адам. Уходить — так красиво. Я… если хочешь, я дала этой дуре шанс сбежать от тебя. Она ведь могла уже ехать с Муселемом прочь из этого дворца, если бы все пошло по моему плану — а там бы, может, у них все и задалось, — хихикнула нервно, — А еще… Мне хотелось сделать тебе больно напоследок, Адам…
На этих словах ее лицо стало заостренным. Постаревшим. Гораздо старше ее реальных лет.
— Мне так отчаянно хотелось сделать тебе больно. За все те годы боли, которые испытывала я рядом с тобой. Хотелось увидеть твою досаду и разочарование, когда она получит еще один повод тебя ненавидеть. Когда он подпортит твой цветочек, о котором ты только и думаешь, стоило ей пересечь порог этого проклятого дворца…
Ее голос сорвался. Она все-таки заплакала. Громко. Взахлеб.
— Уходи, Кейт. У тебя ровно полчаса на сбор вещей. Мы с тобой больше никогда не увидимся. Считай, что ты легко отделалась за свой поступок. Только потому, что я верю в твою искренность. Только потому, что чувствую себя виноватым в том, какой сукой ты стала.
Она развернулась на каблуках и направилась к выходу, пошатываясь и обхватив себя руками. Уже в дверях, не поворачиваясь к Адаму лицом, остановилась и произнесла.
— Мне и сейчас отчаянно хочется сделать тебе больно, Адам. Если бы я сказала тебе кое-что, поверь мне, тебе бы уже сейчас стало очень больно, но… Я промолчу… Месть — это блюдо, которое подают холодным. Поверь мне, наступит день, и твоя «Таифская роза» принесет тебе столько боли, сколько бы не причинили шипы всех роз, растущих на твоих плантациях, если бы разом вонзились в твою плоть. Помяни мое слово, Адам… Помяни…
Глава 18
Ника почувствовала на своей спине нежное прикосновение и дернулась. Минута — и кожа воспылала пожаром, но нежное дуновение ее сразу успокоило. Когда нега ото сна отступила, она поняла, что это Его руки и Его дыхание. Осознание произошедшего накануне молотом ударило по сознанию, как только оно прояснилось ото сна. Девушка прислушалась к собственным чувствам и поняла, что они дико противоречивые. До безумия.
— Врач сказал, нужно три раза в день смазывать места ударов — и все быстро рассосется. Там только синяки, кровоподтеков почти нет. Как ты спала, Ника? Ты разговаривала ночью.
Она пошевелилась. Скорее для того, чтобы поскорее убрать с себя его руки, все еще оглаживающие ее оголенную спину.
— И что говорила? — настороженно посмотрела на него через плечо.
— Я не разобрал. На итальянском.
Выдохнула. Словно бы с облегчением.
— Где мы? — спросила, теперь усаживаясь на постели и кутаясь в кокон простыни. Вчера спросить об этом сил попросту не было.
— Это старый дом предыдущих правителей. Вернее, дом жены правителя Таифа. Она любила розы и приказала себе возвести этот летний павильон прямо возле плантаций. Мне понравилось это сооружение. Оно стало единственным местом, которое я не переделал и не разрушил до основания. От остальных построек здесь веяло сумасшествием Мунира Ибн-Фила. Сумасшествием и жестокостью.
Ника встала и огляделась по сторонам. Они были в просторной комнате с огромными стрельчатыми окнами в пол. Много воздуха, много пространства. И в то же время, оно было не холодное и отчужденное, как часто с современными интерьерами, а словно бы хранящее тайны и замысел прошлого. Немного вытянутые и заостренные в своем пике арки окон действительно выходили на плантации роз. Подошла и распахнула выкрашенные деревянной краской, а не новомодные стеклопакеты, ставни. Комната сразу наполнилась утонченным ароматом роз.
— Ты можешь оставаться здесь, если тебе нравится. Пока полностью не поправишься.
— А потом? — спросила она, обернувшись на него.
— А потом посмотрим… — тихо ответил, подходя к ней вплотную. — Мне правда жаль. Я хотел бы прояснить, если позволишь. Ты не должна была оказаться на том мероприятии. Все подстроила Кейтлин. Она забрала другое платье, которое было специально приготовлено для тебя, и подсунула черное — то, которое обычно выдают девушкам из сада роз, согласившихся на участие в особом мероприятии. Ты сама видела, там много девушек. Нетрудно догадаться, что интерес я проявляю не ко всем. Те, кто остался без внимания, по истечении срока контракта получают возможность перейти к другому покровителю. Все заранее оговаривается. Все это делается на добровольных началах. Все контролирует Омар. Он отправляет их анкеты заинтересованным людям. Те заранее отбирают тех, кто понравился конкретным гостям, девушки же встречно выставляют свои условия. Если есть обоюдное согласие, организуются их встречи на этой площадке. Ключи на шее — при желании уединиться прямо на месте. Это часть игры. Попавший в зал кривых зеркал, а-приори принимает правила игры. И они могут быть… разными — в зависимости от желания участников.
— Ты похож на сутенера… — брезгливо прерывает его Ника, — не желаю это слушать.
— Это распространенная практика среди шейхов, Ника. Здесь нет ничего нового. Вечеринки в гареме — одна из главных его функций. Каким бы ни был альфа-самец — правитель, он никогда не сможет узнать и половины девушек, попадающих в его харамлик. Так было при османских султанах и арабских халифах, так было при наших предках, так будет и после нас. Более того, в Средние века многие мужчины брали себе жен именно из гаремов — девушки там были образованными и обученными да еще и с солидным приданым в виде жалования за нахождение при дворе. По истечении восьми лет с момента попадания в гарем, если правитель не обращал на нее внимания, она получала свободу и билет в жизнь. Это благость, а не
