Остальные тоже это подтвердили, хотя и с гораздо меньшим воодушевлением.

– Хм-м, – протянул старый джентльмен, одернув белый жилет с золотыми пуговицами. – Как, вы сказали, его фамилия? Франгланский?

– Ой, нет, – резко мотнула головой Бобби. – Давайте я лучше вам ее напишу. А то она произносится совершенно не так, как пишется. У вас не найдется огрызочка карандаша и какого-нибудь ненужного конверта?

Старый джентльмен извлек из кармана карандаш в золотом футляре и прекрасный, пахнувший чем-то сладким блокнотик в обложке из зеленого сафьяна, который открыл на чистом листке.

– Напиши вот здесь.

И она написала «Шестпанский». А потом объяснила:

– Так этот джентльмен пишется, а говорится Шепанский.

Старый джентльмен, достав очки в золотой оправе и нацепив их на нос, прочел фамилию, и лицо его изумленно вытянулось.

– Боже милостивый! Да ведь это тот самый! Я читал его книгу. Она переведена на все современные языки. Прекрасная, полная благородства книга! Выходит, что ваша мама стала для него доброй самаритянкой и приютила его в вашем доме. Только очень хорошие люди, скажу я вам, на такое способны.

– Конечно, она у нас очень хорошая, – не допускала иного мнения Бобби. – И вы тоже очень хороший человек, – ужасно смущаясь, но твердо решив отдать ему должное, добавила она.

– Ты мне льстишь, – галантно приподнял шляпу он. – И единственное, что мне теперь остается, – высказать свое мнение о тебе.

– Ой, не надо, пожалуйста! – воскликнула Бобби.

– Почему? – не понял старый джентльмен.

– Ну, я даже точно не знаю почему, – пролепетала она. – Просто если вы хотите сказать плохое, то я не хочу, чтобы вы говорили, а если хорошее, то лучше не стоит.

Старый джентльмен рассмеялся.

– Тогда я скажу по-другому: я очень рад, что ты обратилась ко мне по этому поводу. Очень рад, – повторил он. – И не особенно удивлюсь, если в весьма скором времени что-нибудь выясню. Я знаю в Лондоне многих русских. И каждому из них известна фамилия вашего русского джентльмена. Ну, а теперь расскажите-ка мне о себе.

Он повернулся туда, где стояли остальные, но увидел только Питера, потому что Филлис куда-то исчезла.

– Итак, я вас слушаю, – посмотрел на него старый джентльмен, и Питер, естественно, онемел.

– Ладно. Тогда давайте устроим экзамен, – решил старый джентльмен. – Вы сядете за стол, а я – на скамейку. И начну задавать вам вопросы.

И он начал их задавать. Они назвали ему свои имена, сказали, сколько им лет, как зовут их папу и чем он занимается, как давно живут они в Доме-с-тремя-трубами и еще многое, многое другое.

Их беседу прервал резкий удар ботинка в дверь зала ожидания. Когда же она распахнулась и ботинок возник в проеме, все тут же заметили, что шнурки на нем развязываются, а следом увидели Филлис, которая шла осторожно и очень медленно, держа в одной руке большую жестяную банку, а в другой – толстый кусок хлеба с маслом.

– Пятичасовой чай, сэр! – гордо провозгласила она и протянула банку и хлеб старому джентльмену, который их взял с восклицанием:

– Боже милостивый!

– Да, – сказала Филлис.

– Очень предупредительно с твоей стороны. Очень, – улыбнулся ей старый джентльмен.

– Могла бы хоть принести тарелку и чашку, – осуждающе покачала головой Бобби.

– Но Перкс всегда пьет из банки, – покраснела Филлис. – По-моему, и без тарелок и чашек ужасно мило с его стороны, что он мне это дал.

– Совершенно согласен с тобой, – кивнул старый джентльмен, откусив хлеб с маслом и отхлебнув чай из банки.

А потом подошел поезд, следующий в его направлении, и он сел в него под пожелания хором счастливого пути и другие добрые напутствия детей.

– Ну, – начал Питер, когда хвостовые огни поезда скрылись за поворотом. – Мне кажется, мы сегодня зажгли свечу истины, совсем как тот праведник Латимер, когда его обрекли сожжению на костре. Думаю, нашего русского джентльмена вскорости ожидает праздничный фейерверк.

Так оно и случилось.

Не прошло с той поры и десяти дней, как дети, сидевшие на самом большом валуне из всех, которыми изобиловала вершина склона, и наблюдавшие, как поезд в пять пятнадцать отходит от станции в сторону долины, увидели нескольких сошедших с него пассажиров. Эта группка какое-то время шествовала по дороге к деревне, а потом вдруг один из них свернул с нее и отворил калитку, ведущую в поле, а по нему можно было подняться лишь к Дому-с-тремя-трубами, и никуда больше.

– Кто это? – выкрикнул Питер, вскочив с валуна.

– Давайте пойдем и посмотрим, – следом за ним вскочила и Филлис.

И они побежали смотреть. И когда подбежали на достаточно близкое расстояние к путнику, им стало ясно: это не кто иной, как старый джентльмен. Золотые пуговицы его жилета, отражая лучи послеполуденного солнца, пускали яркие зайчики, а сам жилет на фоне зеленой травы выглядел еще белее обычного.

– Здравствуйте! – закричали они, размахивая руками.

– Здравствуйте! – Он помахал им шляпой.

И тогда все трое бросились наперегонки ему навстречу, а когда добежали, у них едва хватило дыхания, чтобы выговорить:

– Как ваши дела?

– Отличные новости, – тут же ответил он. – Я обнаружил жену и ребенка вашего русского. И не совладал с соблазном доставить себе удовольствие принести ему это известие лично.

Однако увидев, какое у Бобби стало лицо, он вдруг подумал, что, наверное, все-таки сможет совладать с соблазном, и быстро проговорил:

– Знаешь, беги-ка вперед и сама расскажи ему, а остальные пускай мне покажут дорогу.

И она кинулась вихрем вперед. Но когда, задыхаясь, выпалила необычайную новость, и лицо мамы вспыхнуло изумительным светом, и она излила на русского добрую полудюжину быстрых и звучных французских фраз, Бобби уже сожалела, что сама принесла эти вести. Русский вскочил с таким страшным криком, что сердце ее сперва высоко подскочило в груди, а потом затряслось, ибо в этом ужасном вопле, какого она себе даже раньше не представляла, звучали словно бы в унисон неимоверной силы любовь и немыслимая тоска. Взяв с нежностью и признательностью мамину руку, он запечатлел на ней поцелуй, а затем, опустившись в плетеное кресло и зарыв в ладони лицо, разрыдался. А Бобби тихонько скрылась с места событий. В этот момент ей совсем не хотелось видеться с остальными.

Потом же, когда завершился каскад непрерывных французских слов, Бобби стала не менее весела, чем все остальные. Питер сбегал в деревню за булочками и пирожными, а они с Филлис приготовили чай и накрыли его в саду.

Старый джентльмен был крайне галантен и весел. Выяснилось, что он умеет говорить по-английски и по-французски одновременно, да и у мамы то же самое выходило почти не хуже. Чаепитие удалось на славу. Мама настолько старалась сделать приятное старому джентльмену, что даже без колебаний сказала «да», когда тот спросил, позволит ли она ему подарить маленьким друзьям недурную вкусняшку. Выражение это для детей было новым, однако они немедленно догадались, что речь идет о конфетах, и жизнь подтвердила их правоту. Их старший друг достал из портфеля три перевязанные зелеными ленточками большие розово-зеленые коробки, таившие в своих недрах несколько слоев волшебно-прекрасных шоколадных конфет.