– Но поезд нас не увидит, пока не завернет за угол, а когда завернет, то увидит завал и без нас, – сказала Филлис.

– Если бы у нас было что-нибудь красное, мы бы зашли за угол и махали бы оттуда, – объяснил Питер.

– Но мы и без красного можем оттуда махать, – предложила Бобби.

– Тогда они просто подумают, что мы, как обычно, поезду машем. Мы же это все время делаем, – возразил Питер. – Спускаемся.

Они двинулись друг за другом по крутым ступенькам лестницы. Бобби была бледна и дрожала. У Филлис, наоборот, лицо раскраснелось, и все ее тело покрыла испарина.

– Уф, как жарко, – посетовала она. – Мне-то казалось, мы можем замерзнуть. Не надо нам было надевать наши… – Она осеклась и совсем другим тоном воскликнула: – Наши фланелевые нижние юбки!

Бобби, стоявшая у подножия лестницы, обернулась:

– О, да! Они красные, эти наши нижние юбки! Давай же скорей их снимем!

Что они тут же и сделали и, засунув их в свернутом виде под мышки, поспешили вперед по путям, прыжками одолевая груды камней, земли и искореженных деревьев, многие из которых вырвало прямо с корнями. Они неслись во весь дух. Впереди Питер, за ним по пятам Бобби и Филлис. Вот, наконец, завал остался за поворотом, а перед ними простерся к станции совершенно прямой отрезок железной дороги.

– Пора, – Питер взял в руки нижнюю юбку размером побольше.

– Ты не… – начала было Филлис, потом на мгновение осеклась, но все же добавила: – Ты не собираешься их порвать?

– Замолчи, – строго прикрикнул он на нее.

– Да, – поддержала Бобби. – Конечно, их надо порвать. Разве ты, Филлис, не понимаешь? Если нам не удастся их вовремя предупредить, произойдет настоящая страшная катастрофа. Это ведь ужас. Люди погибнут. Нет, Питер, вместе с поясом она не разорвется.

Выхватив у него нижнюю юбку, она оторвала от нее пояс, потом то же самое сделала со второй.

– Вот это правильно, – вновь завладел юбками Питер и начал полосовать их вдоль, чтобы из каждой вышло по три куска красной ткани. – А теперь надо сделать древки, и у нас получатся флажки, – сказал он.

Почему-то складные ножи, которые преподносят в подарок мальчикам, всегда изготовлены из моментально тупящейся стали, и Питер смог срезать своим только самые молодые побеги, а точнее, только один побег, потому что два остальных просто выдрались вместе с корнями, а листья с них дети ободрали.

– Теперь прорезаем во флагах дырки и насаживаем на древки, – сказал Питер.

Для красной фланели нож оказался достаточно острым. Два флага воткнули в гравий, насыпанный между шпалами. По одному взяли в руки Бобби и Филлис, готовясь размахивать ими, едва покажется поезд.

– А два других возьму себе я, – объявил им Питер. – Потому что идея махать чем-то красным – моя.

– Но юбки-то наши, – тут же заспорила Филлис, но Бобби оборвала ее:

– Какая разница, кто из нас сколькими флагами будет махать. Главное – поезд спасти.

То ли Питер неправильно рассчитал время, которое нужно поезду в одиннадцать двадцать девять, чтобы добраться от станции до того места, где они сейчас находились, то ли поезд просто задерживался, но затянувшееся ожидание показалось им вечностью.

Первой признаки нетерпения обнаружила Филлис.

– Наши часы, наверное, просто врут, и поезд уже прошел, – предположила она.

Питер временно вышел из героической позы, в которой уже изготовился сигналить флажками поезду.

А Бобби от напряжения даже стало подташнивать. Она пребывала в страшной тревоге, минуты тянулись для нее, как часы, и ей вдруг стало казаться, что они совершенно напрасно здесь ждут со своими дурацкими красными флажками, ибо поезд их все равно не заметит и с равнодушием на огромной скорости пронесется мимо прямо в этот ужасный завал, где случится авария и все погибнут. Руки у нее сделались ледяными и так тряслись, что она еле удерживала древко флага. Вдруг издали послышался шум. Загудели рельсы. Вдали появилось облако белого пара.

– Стойте твердо, – скомандовал Питер. – И машите, как бешеные. Как только он поравняется с тем вот большим кустом, прыгайте в стороны, но махать не переставайте. И не стой на путях, Бобби!

Поезд, стуча колесами, стремительно приближался.

Рельсы и шпалы дрожали. Два маленьких флажка на линии затряслись, и один, накренившись, упал. Бобби, прыгнув вперед, подхватила его и размахивала теперь двумя. Руки у нее уже не тряслись. А поезд был совсем рядом.

– Они нас не видят! Они нас не увидят! Это все бесполезно! – вырвался вопль отчаяния у Бобби.

– Убирайся с путей, глупая кукушка! – яростно проорал Питер.

– Бесполезно! – не слыша его, вопила свое она.

– Отходи! – рявкнул Питер и, схватив ее за руку, поволок в сторону.

– Рано! Рано! – сопротивлялась Бобби, продолжая размахивать флажками прямо перед паровозом.

На нее надвигалось чудовище с черной огромной мордой, и голос его был резок и оглушителен.

– Остановитесь! Остановитесь! Остановитесь! – кричала Бобби.

Но ее не было слышно. Во всяком случае, Питер и Филлис не слышали. Голос ее утонул в накатившей на них волне из множества оглушительных звуков поезда. После, однако, Бобби стало казаться, что паровоз ее все же услышал. И, наверное, так оно и случилось. Он ведь вдруг резко принялся тормозить и остановился за двадцать ярдов от места, где она размахивала флажками. И она видела, что огромный черный паровоз уже никуда не едет, но у нее самой почему-то не получалось остановиться, и она все размахивала и размахивала флажками. И даже когда машинист с кочегаром вылезли из кабины и Питер и Филлис обрушили на них животрепещущую информацию об ужасном завале за поворотом, Бобби все продолжала размахивать, только флажки у нее в руках теперь двигались как-то медленней и судорожней, чем прежде.

А когда машинист с кочегаром и Питер с Филлис к ней обернулись, она уже лежала поперек путей, но руки ее все равно были простерты вверх, крепко сжимая два красных флажка.

Машинист подхватил ее на руки, отнес в купе первого класса и бережно там уложил на мягкий диван.

– Натуральный обморок, – с большим сочувствием констатировал он. – Как, бедняга, разволновалась-то. Да оно и понятно. Ща я только одним глазком сбегаю глянуть на этот завал, а после поедем обратно на станцию, и там уж ей правильную заботу окажут.

Было ужасно смотреть на затихшую, неподвижно лежащую бедную Бобби с посиневшими резко губами и приоткрытым ртом.

– Наверное, именно так и выглядят люди, когда уже умерли, – прошептала Филлис.

– Прекрати! – рявкнул на нее Питер.

Они сидели рядышком с Бобби на голубых подушках дивана, а паровоз задним ходом вез поезд обратно к станции. Еще прежде чем они прибыли, Бобби вздохнула, открыла глаза и, перекатившись на живот, начала плакать. Питера с Филлис это ужасно обрадовало. Потому что они уже много раз в своей жизни видели, как она плачет, но ни разу еще ни ее, ни кого-то другого не видели в обмороке. Когда она вдруг потеряла сознание, они просто терялись в догадках, чем могут помочь, а против плача у них уже много лет были выработаны средства. И они тут же начали дружно ее похлопывать по спине и уговаривать, чтобы она перестала, как и всегда поступали в подобных случаях. И вскоре она действительно до того перестала, что все втроем смогли весело посмеяться и над ее обмороком, и над напрасными страхами, которые привели к нему.