Рублевке стоила дороже чем та же сотка в престижном месте Франции или Германии. А иномарка из роскоши стала средством передвижения уже не только бандитов.

В тот год — АПК-банк впервые вошел в топ-20 банков России, заняв в нем девятнадцатое место. Сама банковская система бумировала, и крупнейшие иностранные покупатели, из Топ-50 мирового рейтинга — спешили занимать места на российском рынке. Банки покупали за три, даже за пять капиталов — в расчете на будущее. Для сравнения — десять лет спустя ни один российский банк не стоил даже полутора своих капиталов…

Тогда Путин уходил, уходил можно сказать, на самом пике, и все думали, кто будет — Медведев или Иванов. Путин указал на Медведева, молодого питерского юриста, типичного интеллигента, но не советского, а постсоветского. Этот выбор приняли…

Украина… первым звонком был первый Майдан, в четвертом — но его всерьез никто не воспринял. Да и не кончилось тогда ничем серьезным. Как то побузили и разошлись, выбрали никакого Ющенко, а к нему в пару очень даже какую Тимошенко — и все свелось к дежурным перебранкам, да регулярным обострениям на газовой почве каждую зиму. Тогда и на Украине… двушка на окраине Киева продавалась за сто тысяч долларов. В четырнадцатом — она стоила хорошо если двадцать. Донбасс немного прижали, но добивать не стали, Крым даже и трогать не стали — а поверх ругани политиков народ привычно решал свои житейские дела и парни с Дрогобыча все так же ехали в Сибирь добывать нефть, и всем было все равно, бандеровцы они или нет…

Странно, но у них сохранились нормальные отношения и по сию пору. Русский бизнес — он агрессивен, в нем почти не встретишь примеров долгого и плодотворного партнерства — зато полно обратных, как коммерческие конфликты заканчиваются изрешеченным Мерседесом, кровью на асфальте, судом и тюрьмой. Но они как то счастливо избежали этого, и может быть именно поэтому банк, не терзаемый конфликтами учредителей — быстро и в общем то без проблем развивался.

До недавнего времени. Когда вопрос стал ребром — или-или.

Для этого разговора — они выбрались на крышу. Они так не раз делали, когда надо было поговорить о серьезном — на крыше точно не прослушают. Погода была не очень, но, по крайней мере, без дождя, ветер — старался, но никак не мог сорвать серую пелерину туч с низкого московского неба. Каркали вороны…

— Ну? Подумали…

Двое переглянулись

— Тезка, не надо пороть горячку — сказал Холодовский — ты, кстати, надеюсь, долю свою продавать не собираешься?

— А что — есть что продавать?

— А что — нет?

— Ну и за сколько ты ее продашь?

— Я думаю, три капитала — легко.

— И всё?

— А сколько тебе надо?

— Саш. А сколько на Западе стоит…

— При чем тут Запад? Мы это мы.

— Вот именно. Мы это мы. Мы — это и в восьмидесятые мы, и в девяностые мы, и сейчас мы — это мы. Мы не меняемся. В этом то и проблема.

— А в чем мы, по-твоему, должны измениться?

— В том, как мы зарабатываем.

— А тебя не устраивает наш заработок?

— Меня не устраивает то, как мы его зарабатываем…

…

— Посмотрите, как на Западе. Там девяносто процентов состояний — это акции. Цена пакета. Люди не стремятся иметь контрольный пакет даже в своем бизнесе, они продают акции, выстраивают отношения с миноритариями, у них независимый совет директоров, в котором сидят не попки, а реально решающие люди, они заказывают нормальный, не проплаченый аудит. Как думаете, если сейчас заказать нормальный, не проплаченный аудит у нас — мы его пройдем?

— Дружише. А тебе этот головняк — нужен?

— Нужен. Потому что так мы заработаем куда больше, чем шакаля, обслуживая потоки и в любой момент рискуя присесть и потерять все. Если у нас будет сто тысяч реальных акционеров — они десять раз подумают, прежде чем нас валить.

— А Ходор? Его все-таки завалили. По пути обвалив и весь фондовый рынок — но им было пофиг на это.

— Да при чем тут Ходор?!

Хоменко разозлился по-настоящему.

— Ходор, если уж на то пошло, виновен на все сто. И то, что он виновен не больше других — его не оправдывает. Равно как и то, что его отжали в пользу власти…

…

— Вопрос в том, куда двигаться дальше. Вы что, не видите перспективы?

Переглянулись

— Поясни — спросил Холодовский

— На внешних рынках — финансирование под один — три процента, а если брать, например, в японском центробанке — оно по факту под ноль. Заводим сюда — десять процентов, как с куста. Но дело не только в этом…

…

— Вот, все уже говорят — у нас переоценен рынок. Ни фига, ребята. У нас рынок по-прежнему — дико недооценен. Вот скажите, сколько вы знаете русских бизнесов с гудвиллом[9]? А сколько русских торговых марок входят в топ — сто?

…

— Ноль! И там и там — ноль.

— Ты это к чему? — спросил Ник

— К тому, что рано или поздно нам надо будет отойти от банального: погнал на запад нефть, получил оттуда бабло, купил Мерс. Нам надо будет учиться продавать самих себя, свою репутацию. Я как то на пальцах прикинул, сколько может стоить наш рынок, если в него заложить американские переплаты по гудвиллу, по соотношению Р/Е. Получается, мы раза в три недооценены

— Ну и?

— Это все долгая работа. Но ее надо начинать. С себя

— То есть?

— То и есть. Свой гудвилл начинается с репутации страны. Ты в белом, но при этом вышел на улицу — тут постирочная, там обменник, а там еще чего — нет, так не годится.

Холодовский развел руками

— Так и не понимаю.

— Надо полностью выходить в белое.

— Это невозможно. И ты это знаешь.

— Значит, надо выводить центр управления в чистую юрисдикцию. Убирать страновой риск изначально. Вплоть до переучреждения бизнеса.

Компаньоны переглянулись. Холодовский присвистнул

— Ты понимаешь, о чем говоришь?

— Вполне.

— ЦБ нас сожрет.

— Не сожрет. Если все правильно сделаем, не сожрет. А мы все сделаем правильно.

— Поясни.

— Есть крутая контора. Лондонская. Основной акционер — семья Ротшильдов. Занимаются юриспруденцией, обслуживают банки из Топ-100, взыскивают долги по высшему уровню. Вот их предложение…

Холодовский взял факс, бегло проглядел, присвистнул

— Охренеть…

18 мая 202… года. Европейский союз. Афины-Лондон. Продолжение

— То есть, Иваниди, вы и Холодовский разошлись во взглядах на дальнейшее развитие бизнеса.

Хоменко покачал головой

— Не так. Чтобы разойтись во взглядах