— Первая — через Бишкек. Таким образом, обналичивались доллары. Так как американские доллары слишком опасны для таких дел, слишком серьезный за ними контроль — кое-кто придумал налить не на американский доллар. А на гонконгский. Гонконгский доллар намертво привязан к американскому, курс фиксированный. Капитализация гонконгской биржи — несколько триллионов американских долларов в год, прокрутить наши объемы — там даже и не заметят. Наличные — возили самолетами. Примерно сорок — пятьдесят миллиардов так ушло.

…

— Это на доллар. На евро выводили двумя путями. Первый — молдавский транзит. Заключается фиктивный контракт, потом молдавская сторона подает в суд, выигрывает его. По решению суда российская сторона перегоняет в Молдову деньги. Молдавские банки бедные, они до сих пор работают по телексу и при помощи авизошек, система электронных расчетов там до сих пор так и не внедрена. Так что проверить нечего. Дальше деньги по левым схемам уходят в Румынию, там отмываются окончательно и уходят уже в качестве легальных платежей по счетам. Румыния — член ЕС, к ней вопросов меньше. И котелок варил до тех пор, пока братцы молдаваны не потеряли берега и не провели по теме собственный ворованный ярд. Но это одна из тем, работающая по евро. Вторая тема — греческая, верно?

…

— Она с самого начала была тесно связана с криптовалютами. Плюс — с европейскими схемами помощи банкам, находящимся на грани банкротства… Но все это сейчас сильно накрылось, потому что Россия стала токсичной, а Набиуллина ведет массовую зачистку банковской системы. И вот деньги, вместо того чтобы уйти по системе — копятся в квартирах, а потом их изымают злые менты и ФСБшники, по десятку миллиардов за раз. Так вот мне и интересно — вашим доверителям стало неуютно вести бизнес в путинской России именно поэтому?

Бородач разозлился

— Вас не Глеб Жеглов зовут?

— Нет. Но мне нравится его фраза — вор должен сидеть в тюрьме. И те, кто вас послал — они не бизнесмены, которых преследуют. Они воры. Да, они занимались бизнесом, но все это было лишь легальным прикрытием их криминальной деятельности, на которую они делали ставку и через которую зарабатывали. Они воровали, воруют и будут воровать. Исправить их невозможно. Можно изолировать от общества на какое-то время. Или, по крайней мере, назвать ворами, чтобы честные люди остереглись иметь с ними дело. Они ведь именно этого боятся, верно? Что все поймут, что никакие они не политические беженцы…

Бородач барабанил пальцами по столу. К еде он даже не притронулся

— Хорошо, лимон.

— Что?

— Один миллион евро. Хоть сегодня. Хотите налом, хотите на счете.

Я ничего не ответил

— Два.

Я улыбнулся

— Три.

Я покачал головой.

— Три миллиона. Больше чем вам заплатит государство за всю вашу жизнь. Появится возможность уехать, вывезти близких. Мы поможем. Дадим работу, если надо будет.

…

— Вы что, дурак?

— А можно встречный вопрос. Вы на самом деде считаете, что все — продаются?

Бородач ничего не ответил, думал. Потом резко сказал.

— Ладно…

Я думал, он мне угрожать будет. Но он просто отодвинул тарелку и встал.

— Жаль мне вас — сказал он — и сами не живете, и другим не даете. И все ради чего? Ради Путина?

…

— Только не говорите, что ради России. Рашке скоро конец, и вопрос только в том, кто успеет выскочить, а кого завалит.

Встал и я

— Дал бы я вам по морде, господин конфликтолог, да мы вроде как в приличном месте. Потому — идите-ка вы… от греха…

Конфликтолог пошел. Но перед тем, как уйти окончательно, он показал свое истинное уголовное мурло, которое остается мурлом, даже если у его обладателя есть паспорт Евросоюза. Он обернулся и прошипел

— Пожалеешь, с..а.

…

Вот такие вот пироги. С котятами. Просто так — подходят на улице, и предлагают три. Внаглую. Открытым текстом.

Я не взял. Думаете, другой откажется?

В любом акте коррупции всегда участвуют две стороны — взяткодатель и взяткополучатель. Истории про том, как кого-то схватили за руку при получении взятки, посадили — регулярно мелькают на экранах. Скажите, когда вы последний раз слышали о том, что схватили за руку и посадили взяткодателя? А?

То-то.

Чтобы реально что-то менять, надо понять главное — у нас предельно криминализованное общество. Не кто-то кое-где у нас порой — а все. Дать взятку — считается нормальным, что здесь, что там у нас. И если мы хотим это искоренить — надо начинать борьбу не с взяткополучателями, а с взяткодателями. Конечно, и взяткополучателей безнаказанными оставлять никак нельзя — но борьба с взяткодателями должна оставаться во главе угла. Почему? А потому, что взяткополучатели, те кто берет — люди уже конченые, многих — исправит только расстрел, и никакого срока они не боятся. А вот те, кто взятки дает — люди чаще всего законопослушные. И возможность потерять все и сесть в тюрьму за то, что дал взятку — испугает, может, не всех, но очень многих. В конце концов — уголовное наказание должно преследовать целью не только наказание конкретного преступника, но и устрашение потенциальных преступников, чтобы страх перед наказанием перевешивал потенциальные выгоды от преступного поведения.

Мы все время жалеем народ. А не надо. Великобритания стала такой законопослушной только после века с лишним действия «кровавого» уголовного кодекса, когда детей вешали за украденную булку. Понятно, что до крайностей доходить не надо, сталинизм возрождать — но надо понимать, что «народ» тоже может быть виновен. И наказывать его — надо жестко.

Вот, как то так…

…

Димитриса я нашел в кафешке, он ел греческий шашлык сувлаки. Это как наш, только мясо маринуют в маринаде на основе оливкового масла, сам шашлык маленький, шампуры примерно вдвое меньше наших, и запекать его можно не только на углях — хоть на газовой плите. Еще у него стоял кофе Эллиника с холодной водой. Турецкий, но у греков не может быть ничего турецкого. Потому эллиника.

— Как дела? — спросил я, присаживаясь за столик

— Спасибо, скверно — буркнул Димитрис

— А что так?

— Прокуратура закрывает дело.

— Уже? — изумился я

— Нет, дело об убийстве Холодовского остается в производстве. Чего там — есть труп, есть подозреваемый, он в расколе. Но дело самого Холодовского закрывают за смертью подозреваемого.

Я кивнул — лишняя работа никому не нужна. Умер Максим — и хрен с ним. И то зачем Холодовский приехал в Афины — никого уже не интересует. И никакие следственные действия по этому направлению — больше проводиться не будут.

— Огрызнуться —