— Давайте сначала решим, на что готовы вы. Вариантов у нас два — предотвратить случившуюся беременность и предохраниться от будущей, или…

— Подождите, — поднялась я и шагнула к дверям, выхватывая мобильный на ходу.

Рэм ответил сразу.

— Говори.

— Ты понимаешь, на что дал согласие? — тяжело дышала. — Я могу быть уже беременна!

Он молчал долго, и я уже подумала — не ответит вовсе.

— Да, я понимаю, — безукоризненно ровно прозвучал его голос. — И приму любое твое решение.

— Ты же только что запрещал!..

Слишком много для одного дня потрясений и взрывов в моей вселенной. Все настолько неоднозначно, дико, болезненно, что иногда казалось — действительно проще шагнуть на крышу.

— Передумал, — начинал наливаться тяжестью его голос. — Или ты сама ни одного решения не можешь принять? Тогда я продолжу приказывать — иди и делай инъекцию. Ты же этого хочешь?

— А потом что? — несло меня. — Прикоснешься ко мне снова? Или столкнешь с крыши?

— Тебе сейчас повезло, что я не могу дотянуться до твоей шеи, — прорычал Рэм, и где-то рядом отчетливо всхлипнул Денвер.

— Сволочь, — выдавила я трясущимися губами и бросила трубку.

Взять себя в руки стоило всех сил. Как он втянул меня в эти призрачные качели? Почему мне так больно, если все это — игра и грубое использование?

Врач терпеливо ожидала меня в кабинете.

— Давайте без радикальных мер, — почти прошептала, но меня услышали. — Я хочу убедиться, что никого не убью. Ведь вероятность есть, что…

Но закончить так и не смогла.

— Опираясь на ваш цикл — есть, — поняла все врач. — Тогда мы подберем для вас безопасную барьерную контрацепцию. Она может немного доставлять дискомфорт партнеру, но зато безопасна для вероятной беременности.

— Мне подходит, — кивнула я.

— Через неделю покажетесь — узнаем наверняка и примем соответствующие решения. Договорились?

— Да.

— Тогда пройдемте в процедурный кабинет.

* * *

Он чувствовал ее на расстоянии, как родную мать. Я же чувствовал, что ей плохо. Настолько, будто снова стоит на крыше. Странно было это все, но настолько ярко, что готов был пить эмоции до последней капли, пусть они и застывали в венах кусками льда, причиняя боль. Я, наверное, выглядел для нее сейчас бездушным айсбергом, а на самом деле было больно шевелиться.

Она вышла бледная и измученная. Не взглянула на меня, но и к ребенку не приблизилась.

— Бери его и поехали, — попробовал заставить его взять.

Но не вышло.

— Возьми его сам, пожалуйста, — обняла себя Вика руками.

Мне отчитались, что она отказалась от инъекции. Но не потому что боялась меня. Не хотела убивать жизнь… Невозможная женщина. Сделала какие-то свои дикие выводы и решила, что больше не имеет права подвергать жизнь ребенка опасности? Пусть и другого, не рожденного? Пожалуй, неплохо хоть для какой-то твердой почвы. Но это ее не спасало. Потому что спасло меня. Когда давал согласие на контрацепцию, на самом деле не был готов к последствиям. А она все просчитала и сделала единственным приемлемым для меня способом — приняла последствия.

Я видел ее отсутствующий взгляд в зеркале заднего вида и пытался понять, что мне сделать, чтобы вытащить ее. Казалось, что знаю ее всю жизнь и ни черта не понимаю, как с ней быть. Подкидыш тоже ерзал и куксился, да еще и ездить в детском кресле не привык — все норовил вывернуться из ремней. Это хоть как-то отвлекало Вику от ее состояния.

В квартире она машинально потащила Денвера к дивану разгребать доставленные вещи, понемногу оживая. Я не трогал, наворачивая круги вокруг — заказал ужин, встретил доставку, принял пару звонков, которые вернули в холодный мир расчета и бизнеса. По поводу второго меня предупредили.

— Мистер Арджиев! — А голос у твари дрожал… — Чего вы хотите?!

— Я хочу, чтобы вас не было в департаменте, — сверлил Вику взглядом. Не хотел, чтобы она слышала разговор, но и спускать с нее глаз не находил возможным. В итоге отошел к столу, понизив голос и надеясь, что Вика не поймет, о чем речь.

— Кто вы такой, чтобы решать судьбу людей?! — взвился Дан.

— Нелюдь. — Старался шуршать пакетами из доставки как можно громче.

— Я не трогал ее, — цедил он раздраженно.

— В мои планы не входит отпускать вам грехи, но есть контакты по-настоящему самоотверженного священника.

— Почему не позволяешь извиниться? — наседал тот. — Я готов прилюдно, перед ней!

— В смысле, — усмехнулся я. — Признаться, что принуждал ее лечь под тебя?

— Признаюсь, что слишком агрессивно ухаживал.

— Ты натравил на ребенка службу опеки.

— Что пошло тебе только на пользу, — охренел от наглости ублюдок. — Теперь-то она от тебя точно никуда не дернется!

— Я думаю, что вы слишком некомпетентны не только в моих личных обстоятельствах, но и в работе, которую выполняете, — невероятным усилием воли не перешел на более простой язык. Но равнять себя с этим человеком не хотелось. Хоть я недалеко ушел. — Совет директоров разве что не хлопал в ладоши моему условию новых поставок сырья.

— Я просто так не уйду!

— Уйдешь не просто — мне плевать.

Но не успел я отбить звонок, понял, что недооценил свою женщину. Снова.

— Ты его убрал? — Ее глухой голос, казалось, высушил воздух между нами, и я задержал дыхание.

— Кого? — невозмутимо щелкнул кнопку кофеварки.

— Я бы подумала, что ты рисуешься, — потянулась она за стаканом, встав рядом на цыпочки. — Но ты слишком громко шумишь, чтобы я не услышала разговор.

— Что такое «рисуешься»? — скосил глаза на ее губы, когда она поднесла к ним стакан и стала жадно пить.

— Чувствуешь вину, — облизалась она и принялась мыть стакан.

— Чувствую. И я уже просил прощения…

— Мне теперь не за что тебя ненавидеть, — посмотрела мне в глаза. — Ты исправил все, а за что не смог — попросил прощения. Вернул мне малыша, защитил от Дана… разрешил сделать аборт, — она замолчала и опустила взгляд. — Но почему-то чувствую себя еще больше загнанной в угол.

— Просто стань моей, и я сделаю все, чтобы тебя больше никто не обидел, — ждал ее прямого взгляда, и она не подвела — вернулась в плен моего внимания.

— Я правильно понимаю: единственное, чего не дашь — свободы. — И каждое слово, как заточенное лезвие.

Ладони сами сжались в кулаки, кровь ударила в голову так, что та аж закружилась:

— Можешь просто взять этот нож и ударить меня в шею, чтобы наверняка, — плохо соображая, еле сложил слова. — Результат будет один.